сердце заранее тоскливо заныло, но у меня и мысли не возникло передумать. Все-таки чувства к Ивору значительно перевешивали даже привязанность к родным, и это меня немного пугало.
– Авиона, мы с отцом пойдем на рынок, – прервала мои невеселые размышления мама, – вернемся уже после обеда. А ты сбегай пока к тетушке Илле, отнеси кружевную шаль в подарок. Вон, я в корзинку сложила. Все-таки цветы, которые она тебе дала, очень дорогие, надо как-то отблагодарить.
Я рассеянно кивнула.
Папа уже стоял у дверей, всем своим трагичным видом явно намекая супруге, что он бы лучше за летописью посидел, чем полдня бродить в толчее. Мама суровым взглядом словно парировала, что если не хочет идти за продуктами, то пусть своей летописью и питается. Меня всегда удивляло, что мои родители могут вот так вот общаться друг с другом, без слов. И магия здесь была ни при чем.
– Погодите! – я вскочила из-за стола, когда они уже собрались выходить. Подбежала и обняла их по очереди.
– Милая, что случилось? – не поняла мама.
– Я просто хотела сказать, – мой голос дрогнул, с трудом сдерживала слезы, – что очень-очень вас люблю.
– Точно все в порядке?
Я кивнула. Сказать им правду я так и не решилась. Родители ушли, я же еще несколько минут стояла у порога и пыталась успокоиться. Утешала себя лишь тем, что непременно навещу их через некоторое время. Наверняка они к тому моменту уже успеют простить меня. По крайней мере, я очень на это надеялась.
Нужные вещи в дорогу я собрала еще до завтрака. Дело оставалось за малым: быстро отнести тетушке Илле мамин подарок. Схватив корзинку с шалью, я поспешила на улицу и у калитки столкнулась с Алетиной.
– Фуф, – выдохнула запыхавшаяся Мастер живописи вместо приветствия, – еле тебя нашла! Целителя-то твоего вообще отыскать невозможно! Вот, – она вручила мне бережно свернутый небольшой холст, – как я и обещала.
Затаив дыхание, я развернула картину. Я мало, конечно, понимала в живописи, но, на мой взгляд, получилось потрясающе. Мы с Ивором держались за руки, он улыбался, я смущалась. Казалось, это не рисунок, а просто каким-то чудом застывший миг жизни.
– Спасибо, – растроганно прошептала я.
– Да чего уж там, – Алетина махнула на прощание рукой и скрылась в переулке.
Я бережно сложила холст, положила его в корзинку, решив с полпути не возвращаться, и поспешила к тетушке Илле.
Еще на подходе к соседскому дому разносился умопомрачительный запах сдобной выпечки. Даже мелькнула робкая мысль, что вполне успею еще выпить чашечку чая, до полудня ведь, как минимум, часа два.
– Авиона, милая! – видимо, заприметив меня в окно, старушка вышла на крыльцо встречать. – Какая молодец, что зашла! Помнишь, я тебе про пирожные говорила? Как раз готовы!
– Доброе утро! Я, как всегда, вовремя, – я не сдержала улыбки и прошла за старушкой в дом.
Мне нравилось тут бывать, хоть и приходилось нечасто. Из-за нагромождения разномастной мебели гостиная выглядела крохотной, но удивительно уютной. Тетушка Илла никогда не выбрасывала старые вещи. Говорила, что это равносильно тому, как выбросить добрые воспоминания. Мне и самой казалось, что таилась едва уловимая трогательность в этих шатких креслах, покосившемся комоде, давно остановившихся напольных часах и прочих атрибутах бережливой старости. Удивительно, но со «старожилами» вполне гармонично смотрелись и совсем новые вещи. К примеру, отполированный до блеска маленький столик с резными ножками или пестрящий свежими красками пушистый ковер под ногами… И хотя я не бывала в других комнатах, но не сомневалась, что там так же соседствуют «новая жизнь» и «воспоминания».
– Я, правда, всего на минутку, – я села в ворчливо скрипнувшее кресло и поставила корзинку на колени.
– А за минутку знаешь, сколько пирожных можно слопать? Тем более таких вкусных! – старушка заговорщически мне подмигнула и поспешила на кухню.
– Может, вам помочь? – спохватилась я.
– Непременно! Поможешь мне их съесть! – донесся в ответ веселый голос, и через несколько мгновений тетушка Илла вошла в гостиную с подносом.
Пирожные и вправду оказались изумительными, нежный крем буквально таял во рту. Будь я Пакостником, то непременно бы зафырчала от удовольствия. Только после пятого по счету лакомства я наконец-то вспомнила, зачем вообще пришла.
– Ой, тетушка Илла, мама же вам подарок передала, – спохватившись, я протянула старушке корзинку.
– Ах, какая восхитительная прелесть! – восторженно выдохнула тетушка Илла, разворачивая тончайшую кружевную вязь. – Вот Ильди мастерица так мастерица! Твоя мама превзошла саму себя! – она накинула шаль на плечи и кокетливо покрутилась перед массивным зеркалом в почерневшей от времени раме. – Все, я теперь буду самой красивой старушкой во всем Тарисе!
Я засмеялась и потянулась за шестым пирожным, но рука замерла на полпути.
– А это что? – тетушка Илла с любопытством достала из корзинки сложенный холст и развернула его.
