Боевой маг действительно мог углубляться в Источник, расширяя пределы возможностей, но это было смертельно опасно и для него самого, и для любого, кто оказался бы рядом. Стоило перестараться или отвлечься, и сила накрыла бы мага с головой. Его разум и тело, его способность прикасаться к Источнику – все поглотил бы огонь.

Однако если двигаться постепенно, если достаточно долго идти по краю, можно было раз за разом черпать все глубже. По струйке, по капельке… Со временем эти капли складывались вместе, и если практиковаться ежедневно в течение нескольких месяцев или даже лет, можно было достичь огромных успехов.

В первый год обучения Балфрусс дрался на дуэли с второкурсником по имени Пайсон. Тот бросил его через всю спальню и прижал к стене. Синяки от побоев не сходили несколько недель. Тогда противник был слишком силен, однако спустя полгода Балфрусс намного превзошел его и с большим удовольствием поколотил. Сейчас, сам не зная зачем, он рассказал эту историю Торвалу.

– То же случилось и со мной.

– Зачем ты служишь Тэйкону? – спросил Балфрусс. Он опустил щит – если бы Торвал хотел убить его, то давно бы это сделал. – Ты же видишь, что он безумен?

– Безумен, – подтвердил Торвал, – но всегда возвращается из-за черты. Хотя последний раз задержался. В этом есть и моя вина.

– Он что, очередной эксперимент вроде Осколков?

Чернокнижник сидел на подоконнике и как ни в чем не бывало смотрел в ночное небо. Балфрусс подумал, нельзя ли застать его врасплох и убить, однако внутренний голос подсказал, что сделать этого он не успеет.

– В некотором смысле эксперимент, – признал Торвал. – Я дал ему артефакт, чтобы помочь объединить запад. Зекорранцам и морринам непременно была нужна какая-нибудь побрякушка, чтобы поверить, будто он их пророк. – Он рассмеялся. – Я и не ожидал, что болван ее проглотит. Он еще безумнее, чем я думал.

– А теперь?

– Артефакт его изменил, – сказал Торвал с искренним изумлением – в кои-то веки он чего-то не знал. – И я обратил это себе на пользу. Мы оба получаем выгоду из нашего соглашения.

– Зачем ты здесь? – спросил Балфрусс, утомленный его болтовней и резкими переменами настроения. – Чего ты хочешь?

Торвал улыбнулся во весь рот.

– Я хочу, чтобы ты понял: другие ничего не значат. Я хочу, чтобы ты признал: мы лучше их всех. Мы – выше.

Балфрусс тряхнул головой.

– Я такой же человек, как любой другой.

– Цепляйся за свою ложную скромность, – сказал Торвал, спрыгнув с подоконника. – Это ненадолго. Придет день, и ты поймешь, как высоко мы поднялись над простыми смертными. Тогда я встречу тебя на поле боя, и мы сотрясем основы мироздания. Небеса разверзнутся, горы рухнут в море. Мы подчиним мир нашей воле и покажем, на что способны. – Глаза Торвала опять зажглись лихорадочным блеском. – И даже если ты победишь, тебя будут ненавидеть и бояться, как никого другого в истории. Потому что глубоко в душе все будут знать, что среди них живут боги.

Торвал отправился прочь, становясь с каждым шагом все призрачнее, будто мираж. Не дойдя до конца коридора, он исчез.

Таландра, когда ей нужно было побыть одной, часто находила уединение и тишину в королевской часовне. Она садилась в уголке и думала, хотя занимали ее необычные мысли. Если к ней подходила Старейшина, принцесса говорила, что размышляет о духовных вопросах, а не о политике и шпионаже. Сегодня ей не пришлось бы лгать.

Казалось, вот-вот в часовню войдет отец, пройдет меж скамьями и сядет рядом. Закрыв глаза и сосредоточившись, принцесса почти слышала его запах.

Во дворце и в городе все скорбели вместе с ее семьей, но они знали в Маттиасе лишь короля, а не человека. Конечно, он не был безупречен, однако Таландра всю жизнь находила в нем опору и поддержку.

Дверь часовни скрипнула, рядом с принцессой села Шани, и они вдвоем, не нарушая тишины, долго смотрели на витражи, изображавшие сотворение мира руками Создателя. Таландра с детства слышала эти истории: семь чудес, семь первых народов, семь океанов и семь грехов, отметивших падение человечества. Хотя принцесса не отличалась истовой верой и давно знала, что на свете есть другие религии, в церкви Создателя ей всегда было спокойно, как нигде.

Еще ребенком она бесконечными вопросами выводила из терпения Старейшину, худую женщину с пронзительным голосом, пока та не начала избегать ее или цитировать вместо ответов Писание. Это стало самым большим разочарованием детства – Таландра поняла, что взрослые знают не все. Тощая Старейшина умерла несколько лет назад, и ее место занял более терпеливый священник.

Шани взяла ее за руку, и принцесса вздрогнула.

– Нас могут увидеть.