Моррины-часовые любезно зажгли несколько фонарей, но сами держались к ним спиной, чтобы не терять способности видеть в темноте. Когда глаза привыкли к слабому свету, Балфрусс разглядел, что воины одеты в тяжелые доспехи, у каждого на поясе меч, а в руках – арбалет. Вокруг храпели солдаты и высились темные штабеля припасов. Даже вблизи от собственной территории король Маттиас заботился о том, чтобы продовольствия было в избытке.
Отряд поменял лошадей и вновь расселся по седлам, а едва выйдя на главную дорогу, пустился вскачь так быстро, как только позволяла темнота. В небе виднелось всего несколько звездочек, и дорогу со всех сторон обступило море серых и темно-синих теней. Топот лошадей распугал всю ночную живность, но Балфрусс слышал, как наверху, слабо шелестя крыльями, охотились летучие мыши.
Неразговорчивость воинов и срочность, с какой его вызвали во дворец, начала угнетать мага. Он выдумывал объяснения, одно хуже другого.
Казалось, они скачут наперегонки с зарей, однако солнце уже взошло над горизонтом, а Чарас только-только показался вдали. Новые лошади тоже начали уставать. Балфрусс предложил сбавить темп, но Гэрроу велел держать галоп, даже если придется загнать их до смерти.
На пути к городским воротам они встретили с десяток повозок. Город уже проснулся, и уличные торговцы раскладывали товар. Балфрусс последовал за своими проводниками прямо к Старому городу, вверх по петляющим улицам, ведущим к дворцу. Лошади, будто почуяв, что дорога близится к завершению, на втором дыхании доставили седоков к дворцовым воротам.
Всадники спешились – Балфрусс чудом не выскользнул из седла головой вперед. Его бедра горели, а ноги едва держали вес. Спотыкаясь и даже не отдохнув с дороги, он побрел за Гэрроу к главному входу. Почувствовав зуд в затылке, Балфрусс повертел головой и увидел на крепостных стенах дюжину- другую воинов, до того мрачных, будто каждый только что похоронил близкого друга. Точно так же выглядели и два тяжеловооруженных стражника по обеим сторонам входа. Всякий встреченный в коридоре слуга, судя по виду, был готов хоть сейчас разрыдаться. У многих и впрямь были заплаканы глаза. Балфрусс сосредоточил волю и зачерпнул из Источника силу, которая наполнила все его существо. Боль понемногу утихла, и он наконец стал поспевать за провожатыми. Расплаты за одолженную энергию было не миновать, но сейчас он нуждался в остром уме и послушном теле.
К его удивлению, путь вел в жилое крыло королевской семьи. Вооруженная охрана попадалась все чаще, а под конец едва не на каждом шагу. Наконец они достигли места, откуда исходила эта бурная деятельность. На стуле у двери сидел Вэннок. Он дремал, но как только к нему приблизились, резко проснулся и вытащил меч.
– Полегче, Вэнн, это я, – сказал Балфрусс.
Вэннок, придя в себя, опустил клинок. Маг хотел спросить, что случилось, и вдруг с поразительной ясностью понял все сам.
– Тебе нужно отдохнуть, – предложил Балфрусс.
Друг упрямо тряхнул головой.
– Приведите остальных, – приказал он Гэрроу и его напарнику.
Поняв, что сейчас им ничего не грозит, Балфрусс отпустил Источник.
– Когда?
– Сперва посмотри, потом задавай вопросы.
Маг собрался с духом и повернулся к комнате. Его взгляд первым делом упал на выбитую из петель дверь. Крепкая древесина поддалась не сразу – порог был усеян крупными щепками.
Отдернутые шторы шевелил ветер, слишком слабый, чтобы развеять всепоглощающий запах смерти. Перешагнув порог, Балфрусс почувствовал в воздухе остатки силы. Эхо Источника яснее слов говорило о том, кто здесь побывал. В груди шевельнулся страх.
Таких просторных покоев Балфрусс не видел нигде во дворце, однако не было ни богатых украшений, ни великих произведений искусства – лишь несколько личных вещей, судя по виду, не представлявших ценности. На постель маг не смотрел. Знал, что придется, но был еще не готов.
В глубине комнаты над большим камином висел меч – огромный, почти в человеческий рост, с зазубренными, словно акульи зубы, краями. Рядом на пьедестале высотой по плечо лежал тусклый шлем – не то отголосок прошлой эпохи, не то семейная реликвия. На каминной полке Балфрусс увидел небольшой выцветший портрет белокурой красавицы. Маг тут же отвел глаза – вещь была слишком интимная, а он и так уже чувствовал себя расхитителем гробниц, шарящим в карманах у мертвеца. По одному беглому взгляду на эти вещи было ясно: однажды они попадут в предания. Дыхание истории и внутренняя сила делали их бесценными.
Дальше откладывать было нельзя, и Балфрусс вошел в хозяйскую спальню. Там его взору предстала картина, которая еще долго будет являться к нему в кошмарах. На простынях посреди большой кровати с пологом раскинулись изрезанные человеческие останки. Сперва Балфрусс решил, что убитых двое – слишком уж много было высохшей и уже потемневшей крови. То здесь, то там из розоватого мяса торчали совершенно белые кости. Ярко-пурпурные внутренности рассыпались, будто сокровища из опрокинутого сундука мертвой плоти. Багровые кольца человеческих кишок распластались на перепачканных грязью коврах. Запах мертвечины ударил в нос и пробрал до самого живота.
А еще глаза… В них, немилосердно оставленных целыми, навеки застыла ужасная боль. Труп короля Маттиаса смотрел на мага. К горлу подкатила тошнота. Он пытался сглотнуть и даже отвел на минуту взгляд, не в силах дышать. Балфрусс и раньше видел смерть и жестокость, но тут все было иначе. Убийца действовал с нечеловеческой злобой. Даже мясник на скотобойне, жалея быка, старается прикончить его быстро и безболезненно. Король Маттиас был убит без жалости и погиб в страшных мучениях.