К несчастью, этому дару, по словам Туле, было почти невозможно научиться. Балфрусс, хотя и испытал обмен мыслями на себе, понятия не имел, как он происходит, и не мог повторить его с кем-то еще. Туле говорил, что для этого нужно отдать другому частицу себя.

До сих пор Балфрусс считал чудом разговор с человеком, находящимся от него в нескольких часах верховой езды. Шаэлец поддерживал связь с братом за тысячу миль отсюда.

Туле первым нарушил молчание. На его лице появилась печальная и понимающая улыбка.

– Мой брат не отличался добротой. Он был алчным и часто заботился лишь о себе. Но мы были одной крови, и если бы мне понадобилась помощь, он не отказал бы в ней, пока был жив.

– Что с ним случилось?

– После вторжения его отправили в один из множества лагерей для пленных. Недавно я узнал от него, что зекорранские стражники, а за ними и моррины разъехались по домам. Брат решил, что война окончена, но я сказал, что мы по-прежнему сражаемся. Из охраны в лагере остались только ворги, и тогда заключенные подняли восстание. Мой народ вырвался на свободу и напал на своих тюремщиков.

Туле поведал Балфруссу об ужасных условиях в лагерях. Сотни узников ютились в тесных камерах и часто становились жертвами жестоких опытов и забав. Захватчики ровняли с землей шаэльские города и истребляли их население без разбора. Те, кто избегал казни, гибли от голода.

– Может, он просто спит или потерял сознание? – предположил Балфрусс.

Туле печально улыбнулся.

– Нет. Я почувствовал, как меч вошел в его тело. Он мертв. По крайней мере, он умер свободным человеком.

– Мы освободим Шаэль, – заверил Балфрусс. – Король дал клятву, и королева ее сдержит.

– Я знаю.

Оба мага погрузились в свои мысли. Впервые с начала войны Балфрусс задумался, чем займется после нее. Будет это не скоро – хоть альянс и трещал по швам, им еще предстояло разобраться с Чернокнижником и Осколками. И все же раньше Балфрусс даже не задавал себе этот вопрос.

Он уже несколько лет провел в путешествиях, переезжая с места на место, туда, где могли быть полезны его способности. Усталость овладела им еще до начала войны. Балфрусс отчаянно нуждался в отдыхе.

– Ты, стало быть, отправишься домой, – сказал он.

– Освобождать мой народ и строить заново то, что можно отстроить.

– Без Чернокнижника армия запада распадется. Вместе мы обратим их в бегство и вернем твою страну.

Туле надолго замолчал. Наконец он ответил:

– Я не умею, как Эко, видеть будущее, но знаю, что скоро Чернокнижник будет повержен.

– Не сомневаешься?

– Нет. Ты был прав. Он слаб. Здесь его слабость… – Туле поднес руку ко лбу. – И здесь. – Он коснулся сердца.

– Зато он, похоже, ничего не боится, – сказал Балфрусс.

– Это оттого, что ему нечего терять. Он ничего не ценит и ни о чем не заботится, – в голосе Туле слышалась жалость. – Нас каждый день испытывают в бою. Мы сражаемся на пределе сил, потому что защищаем то, что любим. У нас нет выбора. Когда Чернокнижник устает или встречает на своем пути трудность, он отдает дело на откуп Осколкам.

– Эко впервые бросил ему настоящий вызов.

– И чуть не убил его. У Чернокнижника есть только грубая сила, и даже ее едва хватило. – Туле покачал головой. – Мои люди страдают от голода и побоев. Они сражаются и гибнут за то, чтобы сбросить оковы. Придет день, и они победят, ибо нет ничего сильнее, чем желание быть свободным.

Семьи у Балфрусса не было, и он задумался, чем мог бы пожертвовать ради своих друзей. Он вспомнил о Вэнне и его семействе, об Элоизе и Дариусе, о своем городе и всех тех, кого не знал. Каждый день он сражался за них, потому что Чарас был его единственным и настоящим домом. Ради друзей он отдал бы все на свете и даже больше, потому что нет ничего важнее. Против такого Чернокнижнику не выстоять. Осколков становилось все меньше, а значит, ждать осталось недолго.

Слишком уж он зачастил в лазарет. Казалось, всего несколько мгновений назад Варгус сам лежал на спине под тревожными взглядами товарищей, а теперь один из них, с кишками наружу – до того искромсанными, что не зашьешь, – умирал на руках у сестры милосердия.

От начального состава в его отряде остались только трое: Харго, Орран и Черный Том. В бою потрепало всех, многих потеряли по дороге. Первым был Бенлор, он отправился на юг, не досчитавшись ноги; последним – Лохмач, ставший короче на одну руку. Кодекс братства теперь соблюдали тысячи солдат, но Варгус почти никого не знал, да и его имя уже не играло никакой роли. Началось все с него, но не им закончится.

В шатре разило кровью, страхом и по?том – однако запаха, которого в первую очередь ждешь от лазарета, не было и в помине. Внутри жгли благовония, стараясь перебить смрад от гниющих ран. Варгус провел рукой по макушке. Не мешало бы принять ванну, побриться и переодеться. Впрочем, это подождет. Ближайшие шесть часов он посвятит еде и сну, все остальное – роскошь.