есть ингредиенты, превышающие стоимость любой вашей побрякушки.

В голосе его звучало пренебрежение, но я не понимала, на что оно направлено. То ли оно относилось к Монике, то ли к ее семейным драгоценностям. Моника вспыхнула, оторвала от лица сухой платок и злыми глазами уставилась на преподавателя.

– Что у вас там такого ценного? – фыркнула она. – Толченые радужные алмазы?

– Не поверите, инорита, много дороже, чем никому не нужные толченые алмазы, пусть и радужные. В сто, тысячу раз дороже.

– В тысячу раз дороже? – недоверчиво сказала Моника. – Да она и знать не могла о стоимости. А если бы знала, так их же не только украсть, но и продать нужно. Кому она здесь продаст? – она торжествующе посмотрела на Вайса. – А вот желающих купить золото и драгоценные камни – хоть отбавляй.

– Вы проверяли? – любезно поинтересовался он. – И с кем вы в Гаэрре имели дело?

От его вопроса опешила не только она, но и я. Там был такой явный намек на виновность Моники, что она не могла не заметить.

– Вы что говорите? – взвизгнула она. – Меня обокрали, а вы пытаетесь меня же в этом обвинить? Я к ректору пойду! Прямо сейчас пойду! Никто не имеет права меня оскорблять!

Она подскочила и начала забрасывать в сумку выложенные вещи, ни на кого не глядя.

– Ну да, – процедил Вайс, – оскорблять других имеете право только вы, инорита. Идите, жалуйтесь.

– И пожалуюсь! И вас уволят. Нечего таким, кто покрывает воров, учить студентов. Нам с первого курса твердят, что для магов главное – честность.

Она зло фыркнула, подхватила сумку, ненавидяще посмотрела на Вайса и пошла к выходу, не забыв при этом толкнуть изо всех сил меня. Я еле удержалась на ногах. В голове шумело, я никак не могла прийти в себя от ужасной новости. Не верилось, что подругу задержали, да еще по такому страшному обвинению, как воровство.

– Регина никогда не брала чужого, – зачем-то повторила я еще раз.

– Я в этом уверен, – твердо сказал Вайс, оглядел аудиторию и добавил: – Лекция начинается. Давайте, рассаживайтесь по местам. Театр закончился, труппа сбежала, – и мне: – Инорита Ройтер, идите-ка вы домой. Толку от вас все равно нет. Думать вы будете не о моем предмете. Да и если запишете, вам это не пригодится.

– Думаете, Дар не вернется?

– Дар не любит, когда им пренебрегают, – ответил он. – А вы выбрали не его, а себя. Идите домой, инорита Ройтер. Вернется Дар – тогда вернетесь и вы. А пока вам здесь не место. Здесь маги учатся.

– Я могу записывать лекции…

– Да вы половину из того, что говорят, не воспринимаете без Дара, – недовольно сказал он. – Вы не видите ни схем, ни плетений. Пустая трата времени. Вы сами это прекрасно понимаете.

Я опустила голову. Он прав. Я механически записывала текст, думая, что разберусь потом. Потом, когда все наладится. Но слишком скептически маги настроены к возврату Дара. Все они намекают, что жить мне дальше без магии.

– До свидания, инорита Ройтер, – непреклонно сказал Вайс. – Если Дар не вернется через две недели, возьмите академический отпуск на год. Всякое бывает в жизни…

– До свидания, – ответила я.

Я собрала свои вещи и пошла на выход. Вслед мне раздавались перешептывания однокурсников, строивших самые невероятные предположения, почему пропал Дар. В другой раз я непременно бы посмеялась над теми нелепостями, что до меня доносились. В другой раз, но не сегодня. Спрашивать у Вайса, не нашел ли он для меня другого выхода, кроме срочного брака в храме, я не стала. И так было понятно, что не нашел. В противном случае он непременно бы мне об этом сказал. Я с тоской оглядела аудиторию, стараясь зачем-то запомнить ее до мелочей, вышла, закрыла за собой дверь, прислонилась к ней спиной, прикрыла глаза и постояла немного, слушая доносящийся до меня уверенный голос Вайса и собираясь с мыслями.

Так. У меня сейчас есть более важный вопрос, чем пропавший Дар и неразбериха в личной жизни. Это обвинение Регины. Я была твердо уверена, что подруга не брала эти проклятые драгоценности, что ее обвинили ложно и что ее необходимо срочно выручать. А значит, первым делом нужно посоветоваться с… Нет, не с Рудольфом, хотя мне так хочется пойти к нему. С папой. Да, нужно поговорить с папой. Он должен знать, что делать в таких ситуациях.

Я оторвалась от двери и пошла на выход. Вайс прав, делать мне здесь пока нечего, пусть я и пыталась убедить себя в обратном. Но как же больно это признать… На такие родные корпуса я заставила себя не смотреть, даже когда совсем вышла с территории Академии.

– Штефани, я так и знал, что вы попытаетесь опять от меня сбежать, – Николас горел от возмущения, которое и не думал скрывать. – Что я такого вам сделал, что вы так ко мне относитесь? Вы согласились принять от меня браслет.

Здесь было не спрятаться за закрытой дверью, не убежать от него. Хорошо, что встреча произошла на улице, где так много людей. Я почувствовала, как неудержимо меня тянет повиснуть у него на шее, прижаться к нему покрепче и наконец получить хоть несколько минут блаженного спокойствия, о