– Доставили? – глухо спросила закутанная фигура. Голос искажён каким-то чарами, наверное, потому что не понять, мужской он или женский, молодой или старый. Ростом говоривший был невелик, в плечах узок, но кто его знает, люди разные бывают…
Упырь слегка попятился. Движения его казались дёргаными, странными, словно у куклы на ниточках, что пляшет в ярмарочном балагане.
Острый подбородок вампира почти уткнулся в грудь от резкого кивка. Он слегка покачивался, словно боец перед кулачным поединком, одна нога выставлена вперёд, руки с полусогнутыми пальцами мелко движутся перед грудью, точно вращая незримый шар.
– Тогда начинайте, – сухо распорядилась фигура.
Вампир чуть склонил голову набок, словно с немым вопросом. Больше всего это походило на «э, постойте, а где моя доля?».
– Разумеется, получите, – с раздражением заявил новоприбывший, поправляя капюшон. – Как только мы завершим начатое.
Вампир, по-прежнему молча, склонил голову в другую сторону.
– Экое вы недоверчивое племя, – проворчал человек в длинном плаще. Плащ заколебался, словно руки под ним что-то искали, возможно, в поясной сумке. – Держите. Задаток. Как было оговорено с вашим набольшим. Герром Гримменсхольмом. Да, и будьте осторожны… с этой вещицей. Даже ваших феноменальных регенеративных способностей может не хватить, если… впрочем, это уже не моё дело.
Вампир кивнул, протянул тонкую белую руку ладонью вверх.
Мастер аж зашипел сквозь зубы от досады – человек в плаще тоже протянул руку, обтянутую тёмной перчаткой, что-то передал упырю. Что-то мелкое, тщательно упакованное и перевязанное – свисающие концы шнурка старшой успел заметить, но более – ничего.
– Теперь, надеюсь, все формальности улажены? Начинайте, фройляйн.
Ого! Упырь – женщина?!
Вампир – или вампирша? – кивнул.
Только что вручённый свёрточек исчез за пазухой, а «фройляйн» поднесла к губам левую руку. Блеснули клыки, впились в собственную плоть, и вампирша глухо зарычала. Мелкими шагами двинулась вкруг ротонды, опустив прокушенное запястье, из которого быстро-быстро капала тёмная кровь. Описала круг, теми же короткими шажочками пустилась наискось, потом ещё раз и ещё.
Фигура в плаще и капюшоне отступила аж на самые ступени, к краю болота.
– Что она там вычерчивает? – прошипел мастер себе под нос, так тихо, что даже ученик почти ничего не разобрал. – И для чего, главное?! Никогда не слыхал, чтобы вампирья кровь для чего-то использовалась!
Ученик повернул голову, лицо бледно, губа прикушена.
Кивнул несколько раз, не осмеливаясь говорить.
– Что, ты знаешь?
Кивок.
Мастер скрипнул зубами.
Меж тем вампирша замерла, тоже оказавшись на ступенях ротонды рядом с закутанной фигурой. Вскинула левую руку, принялась, словно зверь рану, зализывать запястье.
– Линии не слишком ровны, – с сомнением сказала фигура. – Вы уверены, фройляйн…
– Герр Гримменсхольм одобрил, – раздался тихий, еле слышный голос, больше похожий на шипение.
– Хорошо, хорошо, – нервно и недовольно отозвалась фигура. – У вас всё готово, значит?
Вампирша кивнула.
Из-под плаща появилась пара рук в перчатках. Ладони и пальцы проделывали сложные, быстрые пассы, точно плетя кружево в воздухе. От этого плетения прямо из пустоты появлялись один за другим огоньки, но уже не голубоватые, а багряно-алые. Они закружились причудливым пчелиным роем, опускаясь прямо на пол ротонды, так что на основания колонн упал мрачный кровавый отсвет.
Мастер вдруг болезненно поморщился, правая рука схватилась на миг за левое плечо.
– Здесь очень хорошее пересечение… – проговорила фигура. Голос слегка прерывался, словно у человека после долгого или быстрого бега. – Полигонные условия. Ваш метод в иных условиях может представлять…
Вампирша молча и резко дёрнула фигуру за край плаща – молчи, мол.
– Я знаю, что делаю, – с обидой отстранилась фигура. – У нас свои методы. Процесс идёт уже сам по себе. Я, слава небу, всё-таки магистр.
– Знаю… – шипящим эхом откликнулась упырица. – Наше основание… ваше возведение…
– Именно. Поэтому, фройляйн, пожалуйста, оставьте в покое мой плащ. Ему и так досталось на этих болотах.
Алый свет меж тем разгорался всё ярче. В ротонде меж колонн поднимались языки призрачного пламени, тонкие, словно лезвие ножа. Становилось заметно, как проведены линии и какую фигуру они образуют.
– Пентаграмма, – ученик сделался белее снега.
– Пентаграмма? – казалось, мастер удивился. – А она-то здесь к чему?