Очаровательно! До сегодняшнего дня все наше общение с ней происходило исключительно через Жерома – включая даже согласование меню, а тут на тебе и пристальное внимание, и капли от бессонницы!

– Спасибо, но я лучше похожу еще. Меня это успокаивает.

– В таком случае доброй ночи, мадам.

– Доброй ночи.

Мысленно ругаясь последними словами, я направилась дальше, свернула за угол и прислонилась к стене. Потопталась в коридоре, прошлась до конца и назад. Прогулялась до следующего поворота – убедилась, что экономки нигде не видно, вернулась к кабинету.

Сколько времени потеряно – и все зря!

Замерев перед дверью, прерывисто вздохнула.

А потом игрой магии повторила движение ключа в скважине. Со щелчком потянула дверь на себя, повернула раму зеркальца и набросила магический слепок. На миг перед глазами замерцала голубовато-серебристая дымка, но тут же успокоилась. Удалось мне или нет, станет известно минут через пять, когда Жером вбежит в кабинет, потрясая сигналящим о взломе артефактом. Ну, или не вбежит. Надеюсь, что не вбежит. Подавила рвущийся из груди неуместный смешок: сердце плясало в груди, эхом отбивая по ребрам ритм. То не хватало воздуха, то голова начинала кружиться – как глубоко в лесу, в напоенный прохладой и свежестью день. Я проделала все в том же порядке с раскинутым по кабинету заклинанием, отбросила мысли о нашем последнем разговоре с Анри, плотно прикрыла дверь и уверенно шагнула вперед.

Лампу пришлось погасить: мало ли кто из слуг выйдет подышать воздухом и именно сейчас пройдет мимо дома. Настроила зеркальце на поиск магической защиты, шагнула к стеллажам… Ай, демоны! Кто тут понаставил диванов с такими коварными ножками?! Мысленно ругаясь на коварный диван, обивка которого поблескивала в лунном свете узорами, проверила все стены, особое внимание уделила картине с замком – ничего. Обошла все, только к окнам не приближалась, но новых плетений не обнаружила. То ли Анри посчитал, что сигнальной магии, выставленной на дверь и сам кабинет уже достаточно, то ли искать тут нечего.

Лежавшие на столе бумаги проглядела мельком – сплошь закрытые счета и одно письмо о заеме от арендатора. По краю стола темнел витой узор, светлая полоска делила блестящую поверхность по диагонали. Несколько ящиков с резными круглыми ручками, ни один не заперт, нижний – самый большой. Я поднесла подарочек Ивара поближе. Какое-то время зеркало не реагировало, но потом на нем начала проступать схема плетения. А вот это уже интересно! В этом кабинете нет тайника, но есть простой письменный стол. Или не такой уж простой?

Вгляделась в едва мерцающие на поверхности линии и принялась складывать копию заклинания. На это ушло минут пятнадцать, я кусала губы, но упорно продолжала собирать разваливающиеся узлы – раз уж я сюда пришла, нужно довести дело до конца. Хотя бы какое-то. Пальцы уже дрожали от напряжения, пот затекал в глаза, от темноты и пульсирующих в ней угольно-черных жил с тонкими сжатыми точками перетягов рябило в глазах.

Когда слепок, наконец, был готов, изменила поворот на поглощение сигнала, сунула руку в плетение и швырнула копию поверх нарушенной защиты. Вот и все, пожалуй, теперь можно открывать. Потянула за ручку нижнего ящика и обнаружила несколько плотно запечатанных бутылей. Мало того что вокруг темно, так еще и само стекло темное – не различить, что внутри. Я встряхнула одну, как будто это могло помочь. Распечатать эти странные пузатые флаконы, не повредив крышку, не представлялось возможным. Распрощавшись с надеждой определить содержимое по запаху, нахмурилась. Напиток, настойка, зелье? Хотя вряд ли. На моего мужа ни одно зелье не действует. Заберу-ка одну бутылку с собой. Проверю, а потом верну на место. До возвращения Анри еще около трех недель, управлюсь.

Чуть повыше обнаружились договоры на аренду: чистенькие, новые, без подписей. Первый – на незаселенные земли с возможностью постройки, второй – на поместье, владелец которого задолжал крупную сумму, согласно этому договору оно переходило в пользование некоего месье Гранжа, взявшегося оплатить долги и развивать хозяйство. В верхнем ящике оказалась папка с письмами. Среди них лежало и матушкино, которое я так и не попросила показать.

«Мой дорогой граф!

Мне стало известно о некоторых трудностях с подготовкой вашего дома к переезду моей дочери. Смею надеяться, что все они благополучно разрешились, и вскоре она напишет мне сама.

В свою очередь, от всего сердца хочу поблагодарить вас за то, что сделали мою Терезу счастливой. В те дни, что ей пришлось провести в Мортенхэйме без вас, она была сама не своя. Однако когда мы провожали ее на поезд, я видела радость и предвкушение, которыми сияли ее глаза. Все это – ваша и только ваша заслуга. Искренне желаю вашему браку долголетия и процветания.

Выражаю вам свое глубочайшее расположение и буду рада видеть вас на зимнем балу, который состоится…»

Я поняла, что сжимаю руку слишком сильно – лист сползал к скрюченным до боли пальцам и напоминал нижнюю юбку, которой довелось попасть в руки неумелой прачки. Пришлось вернуть его на стол и осторожно разгладить ладонью, а сверху придавить той самой подставкой для перьев и чернильницы.

Больше среди бумаг не обнаружилось ничего интересного. Никаких досье или намеков на переписку с Лигой или Комитетом, даже ни единой любовной записочки от Евгении. Не сказать, что последнее меня разочаровало, но… Прятать в столе несколько бутылок с непонятным пойлом и деловую переписку?