– Поэтому и часов нет?

– Да. Во время игры очень важно ни на что не отвлекаться.

– Но так же обо всем позабыть можно.

– А для чего это делается? – Камердинер мужа приподнял брови. – Азарт – страшная штука. Особенно для тех, кто только пробует свои силы. Парочка выигрышей, и человек возносится на вершину, падать с которой невероятно болезненно.

Такой вот азарт довел отца Луизы до полного разорения. Потом он взялся за ум, но… было уже слишком поздно. Если бы сына не выручил граф Солсбери, сидеть бы ему в долговой яме. И в тюрьме, если кредиторы позволили бы дожить.

– Особенно больно бьет по карману. И часто здесь собираются начинающие?

Допускает ли Эльгер в узкий круг людей со стороны?

– Случается. Но здесь играют по-честному, потому что ставки слишком высоки.

Я закусила губу. Сняла карты, Жером сдал.

И спустя какое-то время забрал себе остатки пуговиц, чем окончательно свел мою самооценку ниже уровня бочек с вином. То ли я не умела блефовать, как он это называл, то ли просто не была рождена для игры в карты. Ну оставалась еще крохотная надежда на то, что мне просто не везет, которой я себя почти утешила, когда двери вдруг распахнулись и на пороге возник Анри собственной персоной. Сначала его брови подпрыгнули вверх – уж не знаю, что его удивило больше: мое предпочтение картам перед книгами или то, как хитро на меня смотрел Жером, ссыпая пуговицы в шкатулку. А может, и сами пуговицы.

– Хм, – изрек наконец супруг, когда обрел дар речи.

– Вы были заняты, а миледи откровенно скучала…

Серые глаза блеснули так лукаво, что я невольно заподозрила странный заговор. А вот взгляд, которым Анри наградил камердинера, совсем не понравился: тяжелый и очень-очень недобрый. Меня не положено было учить играть в карты? Или Жерому дозволено общаться со мной только в рамках оберегающей деятельности?

– Оставь нас, пожалуйста.

Ой-ой.

Кажется, кому-то сейчас влетит. То есть кому-то влетит пораньше, а кому-то попозже.

Тем не менее Жером поднялся и вышел, бросив на Анри взгляд-прищур, который я разгадать не смогла. Супруг приблизился ко мне, и я невинно посмотрела на него снизу вверх.

– Чья была идея?

– Моя.

– Понятно. Значит, Жерома.

Демоны!

Как? Как он это делает?

Анри оперся о стол, взглянул на меня подозрительно-ласково.

– Знаешь выражение: «глаза выдают»? Никакой поэзии. Просто наш мозг устроен удивительным образом, одна часть отвечает за воображение, другая – за правду. Солжешь – посмотришь в одну сторону. Скажешь правду – в другую.

Я с трудом удержалась от того, чтобы не показать ему язык.

– Пуговицы? Серьезно?

– Нам их Марисса выдала, – я пожала плечами.

Это была правда. Хотя экономка и смотрела на нас как-то странно, но ничего не сказала.

– Чтобы научиться играть по-настоящему, нужно ставить на кон нечто очень ценное. – Муж оттолкнулся ладонями и сложил руки на груди. – То, что действительно опасаешься потерять. Иначе все это – ерунда, детские шалости.

Гм. Не рискнула бы я рядом с ним ставить то, что очень не хочу потерять.

– И еще. Ты оставила кольцо в библиотеке. Сегодня мне его передала горничная.

– И что с того?

– Кольцо с алаэрнитом. Принадлежавшее моему отцу.

– Из вашей библиотеки часто пропадают вещи?

Взгляд мужа внушал серьезные опасения, но теперь уже я сложила руки на груди и поднялась. Помогло не сильно, а если быть честной, совсем не помогло: только оказалась ближе к нему. Стоило вдохнуть резкость лаванды, как голова сладко закружилась. Забыть обо всем, прижаться телом к телу, запустить пальцы в медовые пряди…

– Руку, – скомандовал муж.