студеный воздух. Анри обогнал меня и заслонил собой, продолжая идти спиной вперед. Со стороны это, должно быть, смотрелось забавно.
– Не боитесь споткнуться?
– Не хочу, чтобы тебя унесло.
Я закусила губу, чтобы не рассмеяться. Глядя мужу в глаза, сбавила шаг, но теперь мне, по крайней мере, не приходилось бороться за каждый вдох. С веток сорвалась стая ворон и с громким карканьем взмыла ввысь, закружилась в небе. Вторя им, хрустнул под каблуком тоненький лед, по которому побежала паутинка, заполняясь водой.
– Эльгер часто приезжает в Равьенн?
– Раз в полгода наведывается.
– Так же, как и в другие школы и клиники?
– В Ольвиже, в школе для мальчиков он бывает чаще. Клиники почти не посещает. Никто не осмелится его обвинить – ведь это слишком тяжелая ноша, поскольку его супругу настиг схожий недуг.
Любое воспоминание об Эрике отзывалось холодом вдоль позвоночника. И все-таки я спросила:
– Не боится, что сын повторит судьбу матери?
С шага мы сбились одновременно. Я остановилась, хотя Анри вовремя отступил.
– По его приказу Эрика лишили силы.
Широкая спина мужа надежно укрывала от стылого ветра, но я все равно закрыла рот руками. Сын Эльгера творил страшные вещи, действительно страшные, вот только… даже думать не хотелось, каково ему пришлось. Я читала о том, что кровь хэандаме делает с магами. Стоило представить, как по венам бежит раскаленный яд, убивающий часть тебя, захотелось выть в голос. Это длительный и довольно болезненный процесс – от нескольких часов до нескольких дней в зависимости от уровня сил. А потом человек приходит в себя и понимает, что стал пустышкой. Многие ломались не на самой пытке, а именно на мысли, что больше ни на что не способны. Те, кому все-таки удавалось выжить, превращались в тени. В жалкое подобие самих себя. Зная уровень магии Эрика, можно предположить, что он метался в агонии не меньше недели.
Ни один человек такого не заслуживает. Ни одно живое существо.
Но Эльгер обрек на это собственного сына.
– Что с ним стало? – прозвучало хрипло.
– Он выжил. Пришел в себя. Сейчас занимается исследованиями в отцовской лаборатории.
Ноздри Анри едва уловимо дрогнули, взгляд стал холоднее, а сердце словно сдавило в тисках.
– Ваша кровь, – тихо пробормотала я.
– Моя. – Анри смотрел мне в глаза или даже глубже. В самую душу. – Сожалею ли я о том, что сделал? Нет. Горжусь ли этим? Тоже нет.
– Простите. Я не должна была спрашивать.
На этот раз до его рук дотянулась я, сжала в ладонях.
– Все в порядке.
Взгляд мужа потеплел, скользнул за мое плечо.
– Тереза! – солнечно-звонкий голос Софи.
Обернулась: девочка смотрела на меня расширенными глазами, сжимая подол зимнего форменного платья. Непривычно бледная, особенно для ее смуглой кожи, с закушенной губой – кажется, она этого даже не замечала. Забыв о книксене, быстро заправила выбившуюся из-под шляпки прядь и уставилась на мужа. Прежде чем я успела хоть слово сказать, Анри улыбнулся и шагнул к ней. Присел рядом, протягивая руку.
– Здравствуйте, мадемуазель. Меня зовут Анри.
– Софи, – девочка переводила взгляд с него на меня и обратно. – Можно называть вас по имени?
– Нужно, – сказал он. – Приятно познакомиться, Софи.
Она снова напоминала дикого зверька, впервые вышедшего к людям. Но муж просто ждал, и тревога на ее лице сменилась настороженностью, которая понемногу перетекала в любопытство. Неуверенная улыбка коснулась губ, отразилась в глазах.
– Мне тоже, Анри.
Когда тонкие пальчики утонули в его ладони, я разжала сплетенные за спиной руки.
И поняла, что тоже улыбаюсь.
38
– Какая красота!
Софи рассматривала колье, которое мне подарил Анри. А я рассматривала ее: тень от длинных ресниц падала на смуглые щеки, на губах то и дело расцветала недоверчивая улыбка. Впрочем, она вряд ли это замечала, полностью во власти новых впечатлений. Да что там, я сама не могла поверить, что это действительно случилось. Что она сидит в моей комнате, на моей кровати. В сорочке, в которой еще вчера ложилась спать в общей спальне с другими