– Недооценивать противника опасно. А иногда стоит выйти из игры, если не уверен в победе. Не самый приятный урок. Однажды я им воспользовался, и…
Анри откинулся на спинку сиденья, но смотрел только на меня. Пропустил между пальцами прядь волос, которую мы с Мэри нарочно выпустили из прически.
– Обещай, что не станешь ничего делать, не посоветовавшись со мной.
Стоило немалых усилий вырваться из-под этой призрачной, но такой ощутимой власти. Власти его взгляда, близости сильных рук и шоколадной горчинки, спрятанной под резковатым цветочным запахом.
– Но тогда мне нужно знать, откуда ждать удара, – я расправила платье. – Боюсь, в мире Эльгера слишком много теневых пешек.
– Я расскажу обо всех.
– Вы ведь были в Энгерии? С ним…
– Не только. В Маэлонии тоже.
– Да, но в Лигенбурге… он наверняка встречался с Винсентом?
– Тереза, если твоей семье будет угрожать опасность, ты узнаешь об этом.
Вот теперь сердце притихло, словно испугалось, что слишком частый бег может его выдать. И меня заодно. Даже потянулась к окну и распахнула его, позволив ветру швырнуть занавеси мне в лицо. Равьенн уже виднелась впереди – еще более мрачная, чем в мой первый визит. Оно и неудивительно, раньше ее скрашивали багрянец и золото, сейчас только солнце подсвечивало скаты черепичных крыш, да сверкал флюгер на сторожке.
Анри молчал, молчала и я, думала о том, что скоро у меня будут все имена. Имена, которые я смогу назвать лорду Фраю и вернуться домой. Возможно, в замке Эльгера мне удастся выяснить что-нибудь еще, но главное задание будет выполнено – в руки Альберта попадет информация обо всех, кто имеет то или иное отношение к Лиге. Почти наверняка Анри снабдит их краткими характеристиками – примерно такими же, какую давал Эльгеру во время поездки в Равьенн. Неплохо бы еще разузнать про ученых. Или же вывести мужа на разговор о науке. Главное – очень и очень осторожно, особенно теперь, когда я так близка к своей цели.
– Что же… думаю, я могу вам это обещать.
– Не попадать в неприятности всего неделю. Не так уж это и долго, правда?
– Неделя! Вы представляете, как это будет сложно?
– И что ты хочешь за такие труды?
– Свои бумаги.
– Договорились.
Я не ожидала, что он так просто согласится, поэтому замерла. Смотрела на него широко распахнутыми глазами, Анри же протянул мне раскрытую ладонь. Поднес кончики пальцев к губам и поцеловал. Как раз в этот миг старик с птичьим носом распахнул перед экипажем ворота, а я негромко добавила:
– Если вам что-нибудь понадобится, можете рассчитывать на меня.
Анри широко улыбнулся, и я прикусила язык, ожидая очередной шуточки. Вместо этого он только улыбнулся и сказал:
– Спасибо.
Встречала нас мадам Горинье, привычно рассыпаясь в сухих любезностях, направленных преимущественно на мужа. Сейчас поверх платья с тугим воротником на ней была еще и длинная черная накидка, столь туго завязанная у самой шеи, что становилось непонятно, как она вообще может дышать. А вот улыбка – когда тонкие губы впервые за время нашего знакомства растянулись в длинную полоску и даже по какому-то волшебству изогнулись – на ее сухом вытянутом лице смотрелась странно. Она чересчур смиренно кивнула в сторону преподавательского корпуса.
– Прошу вас, граф. Мадам Феро.
– Мы приехали повидать Софи Фламьель, – негромко произнес Анри, – если не ошибаюсь, через несколько минут девушки как раз отправятся на прогулку в парк. А после я буду счастлив засвидетельствовать свое почтение мадам Арзе.
– О, мадам Арзе, несомненно, будет рада, – если сухой песок может пересыпаться с довольным шелестом, то это оно и было. Сама она разве что не светилась как камни-обманки Теранийской пустыни, приводящие путников в зыбучие пески. – Что же касается означенной мадемуазель, я приглашу ее, ваша милость.
Она направилась к дверям широким, неженским шагом. Спина ее – прямая, как доска, была растянута между широкими плечами неестественно прямо, бедра дергались резко, как на неисправных шарнирах.
– Подождем здесь?
– Лучше в парке.
Сегодня здесь, несмотря на солнечный день, было промозгло. Пронизывающий ветер цеплял накидку, трепал банты на шляпке, швырял в лицо последние листья, обжигал щеки. Временами даже дыхание перехватывало – настолько сильны были его порывы, заставляющие глотать промерзший