– Этого мы уже не узнаем.

– А если я очень-очень попрошу?

Жером положил ладони на стол, поднялся.

– Какая разница, миледи?

– Для меня разница есть.

– Что ж… – он приблизился. Смотрел мне в глаза, не отводя взгляда. – Я хотел, чтобы вы научились играть – и вы научились. Хотел, чтобы у вас был выбор – рассказать графу обо всем или нет, и он у вас есть. Да, я очень хочу, чтобы вы рассказали сами, и случись мне победить, я все равно попросил бы вас это сделать.

– Но я же пообещала, что расскажу.

Уголок его губ приподнялся: кажется, мне ни капельки не поверили.

– Почему? – просто спросила я.

– Потому что это важно для вас. И я думаю, что граф имеет право об этом знать. После всего.

К дням, когда тьма чуть меня не убила, я мысленно возвращалась снова и снова. Не из-за того, что осталось в прошлом, а из-за того, что совсем недавно наконец-то свела в таблицу состав найденного эликсира. Или как это еще назвать… Жидкость в бутылке из кабинета Анри, которую я откупорила с помощью магии, оказалась настойкой из иньфайских трав и растений. Причем настолько редких, что я с трудом опознала некоторые компоненты даже по проявляющему зелью. Большая часть из них росла в горах и ущельях, а некоторые даже считались исчезнувшими – по крайней мере, так было написано в книгах. Например, лаоньская черная трава и ягоды ази использовались в целебных зельях при отравлении магией – после случая с тьмой я перечитала об этом все, что нашла в библиотеке Анри.

Но магии в микстуре не было. Совсем.

А значит, настойка связана с силой хэандаме, и Анри становится хуже. Последние несколько дней это не давало мне покоя наряду с мыслями о Софи. Отравляло меня так же сильно, как золотая мгла – мужа.

– Это правда, – тихо сказала я.

Направилась было к двери, но все-таки остановилась.

Обернулась, пристально посмотрела на Жерома. Мне кажется или мы сейчас думали об одном и том же?

Он вернул мне серьезный взгляд, но больше не сказал ни слова. Подошел и открыл дверь, пропуская вперед. Я вышла из игровой гораздо более в растрепанных чувствах, чем вошла ранним утром. Да что там, вошла я с твердым намерением победить – собранная, натянутая в струну. Такая жесткая, что чудом не сломалась, когда садилась на стул. Сейчас же открывшийся выбор жег меня, как расплавленный металл. Довериться Анри? Поговорить с ним откровенно обо всем: о Софи, о золотой мгле… Или промолчать? Да, это оказалось сложнее, чем проиграть и отдаться на волю случая, который я так ругала еще несколько минут назад.

В спальне царил полумрак: с наступлением холодов и дождей небо все ниже сползало на землю, заставляя леса бесстыдно обнажаться и погружая природу в спячку. Даже светлые стены и легкость полупрозрачных занавесей не спасали – за окном сгущалась тяжесть пасмурного дня, которые в последнее время случались частенько. И все отчетливее напоминали мне об Энгерии.

Винсента, похоже, мои объяснения устроили, потому что в письме, которое я получила, тон был на несколько оттенков теплее. И все-таки мне рекомендовали осмотрительнее относиться к своему окружению, в том числе к неженатым мужчинам, оказывающим мне знаки внимания. Я долго боролась с желанием в письме подробнее расспросить брата про Фрэнка Пирса и о том, чем ученый занимается сейчас, но в конечном итоге решила не рисковать. Вспомнила только, что в прошлом году Хельденберг – известный конструктор, загорский физик Миралович и маэлонский инженер Скриццо завершили какой- то долгоиграющий проект в Загорье, о котором до сих пор ничего не известно. По крайней мере, из газетной вырезки я помнила счастливые лица ученых в зале Молаж-отеля в столице, и слова журналиста о том, что вскоре нас порадуют чем-то интереснее молниеносной «Стрелы».

Лави и матушка написали два отдельных письма: в первом было много вопросов о том, нравится ли мне в Лавуа и не против ли я, если она приедет ко мне погостить после зимних праздников. Но большая часть уделялась восторгам по Майклу Эрдену, который изредка наносил визиты в Мортенхэйм.

«Винсент его терпеть не может, – писала сестренка, – поэтому Майкл все никак не решится сделать мне предложение. Ах, я бы на его месте тоже не решилась, вы же знаете, каким грубым бывает брат, когда ему кто-то не нравится. А вся вина виконта заключается лишь в том, что он виконт».

Я сильно сомневалась, что Винсент до сих пор не простил виконту Эрдену танцы и внимание к Луизе, а вот в последнем замечании здравая мысль была: он уверен, что Лавиния составит гораздо лучшую партию. Не знаю, чем закончится их противостояние, главное, чтобы не рассорились в искры и звезды. Потому что, несмотря на воспитание и видимую хрупкость, Лави – все-таки Биго. А это уже о многом говорит.

Матушка писала о том, как рада будет видеть нас с Анри на зимнем балу, что Майкл Эрден ей совершенно не нравится, а еще о попустительском отношении Луизы к прислуге.

«…А эта ее кошмарная привычка разговаривать с горничными! Разве может так себя вести ее светлость, герцогиня! Она же мне скоро всю