– Поглядеть бы! – волновалась Нежанка. – А вдруг и правда – жених наш?

Она имела в виду «жених княжны», но поскольку сама входила в число приданого Ведомы, судьба княжны была и ее судьбой. Мать Нежанки, Доброведа, была среди пленных, доставшихся Сверкеру в ходе последней схватки с Ведомилом. Доброведа отличалась редкой красотой и потому попала в служанки Рагноры. При полонянке была пятилетняя дочь Нежанка. На год старше Ведомы, она стала подругой княжны, и они выросли вместе. Доброведа несколько лет назад умерла, а Нежанка так и состояла при Ведоме. За нее уже не раз сватались, предлагая князю выкуп, – и окрестные жители, и собственные его хирдманы, и даже проезжие торговые гости. Нежанка выросла не менее красивой, чем мать: с округлым румяным лицом, пышного сложения, бойкая, с длинной золотистой косой, она всегда привлекала восхищенные взгляды. Будь Ведома хоть немного завистлива, давно бы уже сбыла ее с рук долой.

– А вот он назад пойдет – и поглядите, – предложила Гостислава.

Ведома небрежно пожала плечами: вот была забота! Но любопытная Нежанка убежала к двери и стала сторожить: не зазвучит ли говор у княжьей избы?

Ждать пришлось довольно долго, но вот там стукнула дверь, кто-то вышел. Нежанка глянула в щель приоткрытой двери и суматошно замахала рукой Ведоме: идет! Ведома будто нехотя приподнялась, глянула в оконце. Нежанка пошире открыла дверь и высунула голову. И тут же ойкнула.

– Ух ты! – Она отпрянула и захлопнула дверь. – Как глянул на меня, так насквозь и прожег! Взгляд прямо соколиный!

– То есть глаза желтые и круглые? – усмехнулась Ведома.

– Ну, ты как хочешь! – Нежанка выразительно округлила собственные голубые глаза и покачала головой. – А по мне – так жених славный!

Сверкер услал жену, потому что даже ей не стоило до времени знать о его замысле. Первоначально замысел этот принадлежал Рагноре. Но осуществить его мешала одна трудность. Сорога и Гудя, старые драчуны и пьяницы, тем не менее хорошо понимали, зачем князь Ингвар отправил их с дружиной жить в Зорин-городок. Не только собирать дань с зоричей, а с торговых гостей – мыто, половину отсылая в Киев, а оставшееся деля пополам между собой и Зоремиром. В их задачи входило и приглядывать за ним, не допуская попыток вырваться из-под власти Киева.

Ингвар не по злобе запретил Зоре жениться без его позволения. Женитьба – способ обрести союзника, привязанного ближайшим родством. Поэтому Ингвар мог позволить Зоре обзавестись лишь такой княгиней, чья родня не грозила бы Киеву неприятностями. До прочего ему не было дела, и Зоря уже приобрел с пяток мальцов, носившихся по лугу с другой детворой Зорин-городка. Но освободить землю зоричей они ему помочь никак не могли.

Вздумай Зоремир вдруг встретиться со смолянским князем, Сорога и Гудя этого бы не пропустили. Едва ли они стали бы ему запрещать, но не спустили бы глаз и ожидали подвоха. А теперь старая Рагнора своей смертью помогла и исполнить замысел – дала достойный повод для встречи. Зоремир был одним из многих приглашенных в Свинческ гостей, и оба варяга не сочли нужным оставить Зорин-городок без присмотра в самый разгар торговых разъездов.

Если Зорян и слышал о безумии смолянского князя, то ничего подобного в нем не находил. Сверкер даже не выглядел больным, лишь немного усталым.

– Как твоя семья? – расспрашивал он гостя. – Давно ли у тебя были вести от братьев и сестер?

Двенадцать лет назад Ингвар взял с собой в Киев четверых младших детей Дивислава, и никто из них более никогда не возвращался в родные места. Благодаря оживленному сообщению между Киевом и Волховцом Зорян получал вести от них часто: по два раза всякий год. Проезжие передавали поклоны и подарки от родни: обычно это были ромейские шелка, перстни и браслеты, кубки, кувшины, светильники, ковры, вино. Зорян в ответ посылал сорочка бобров и куниц. Оторванная от дома родня стремительно разрасталась: у сестер, выданных за киевских воевод, было уже по двое-трое детей, двое у брата Соломира. В последний раз гости сообщали, что боярыня Ута приискала невесту и для младшего, Вестимки – парню девятнадцатый год! И эти двое, и двоюродный брат Коломир, сын Держаны, служили в ближней дружине Ингвара и на жизнь не жаловались: каждый имел свой двор, хозяйство, семью и собственных кметей. И только Зорян, слушая эти радостные вести, тайком скрипел зубами. Старший в семье, наследник отца, хранитель дедовых могил, он оставался на положении отрока, которому нельзя иметь ни семьи, ни дружины! Если же он заводил об этом разговор, ему передавали, что-де князь Ингвар и княгиня Эльга о его нужде помнят и немедленно все устроят, как только появится хорошая невеста.

– Сдается мне, князь Ингвар считает твой род выше рода ромейских кейсаров! – улыбнулся Сверкер. – Ты ведь мог жениться уже в то время, когда погиб твой отец. И за двенадцать лет киевские князья не приискали тебе достойной девушки!

– Любой дурак догадается! – с досадой ответил Зорян. – Такой девушки они никогда в жизни не найдут, сойди к ним хоть сами Солонь и Денница с неба! Они хотят, чтобы после меня одни холопкины ребята остались и род наш на мне окончился.

– Но у тебя ведь есть братья, а у них дети…

– Мои братья уже не зоричи! – В голосе Зоряна прорезалась настоящая злость. – Они – русь, йотуна мать! Знал он, Ингвар, что делал, когда их мальцами увозил отсюда.

– Но ты еще совсем молод, – утешил его Сверкер. – А за хорошей невестой дело не станет, если за дело возьмутся твои настоящие друзья. А не те, что в Киеве… Ты не обращался за помощью к родичам в Полоцке?

Зорян покрутил головой, имея в виду, что обращался, но напрасно. Полоцкой княжной была его мать, но ее брат, княживший там теперь, тоже отлично понимал причину, по которой его молодой родич так незадачлив. И не решался сунуться между Киевом и Плесковом, где сидела родня княгини Эльги, как между молотом и наковальней.