Все верили, что Ведома побывала на том свете. Отрицать, настаивать, что она прожила эти три месяца куда ближе и у нее есть обычный земной муж, теперь казалось нелепым.

– Не говорили ли старики там, как нам здесь жить-то будет? Не будет ли с Киевом войны?

– Войны не будет! – заверил Сверкер, расслышав этот вопрос. – А если и будет, то деды наказали нам всем крепче держаться друг за друга и ни в чем не уступать чужакам. И если муж моей дочери остался там, где она еще долго не сможет его увидеть, я постараюсь подобрать ей другого – более подходящего, чем прежний.

– И это кто ж такой будет?

Это сказал Краян. Все посмотрели на него, а он на миг смешался: и сам не ожидал, что вырвется такой вопрос. Но в словах «более подходящий» ему послышалось презрение к прежнему мужу Ведомы – а ведь он хорошо знал, что это за человек.

Ведома вспыхнула: невидимый огонь пробежал по жилам до самых корней волос. Она почувствовала, как у нее запылало лицо, и низко наклонила голову.

– Я подберу такого, кто будет достоин ее высокого рода и поможет нам бороться с нашими врагами, – ответил Сверкер. – Хотя это будет непросто.

– Понятное дело! – крикнули из-за столов. – Все же она за самим Кощеюшкой была, не всякий теперь такую молодуху возьмет. Это какая смелость нужна!

Гости зашумели, молодые мужики переглядывались и поджимали губы. Взять за себя такую женщину было бы великим почетом, но как знать, не проснешься ли мертвым рядом с молодой женой наутро после свадьбы?

– А я знаю, у кого смелости хватит! – крикнул Краян.

Ведома вскинула голову, пронзенная сразу ужасом и безумной надеждой.

Все снова посмотрели на старшего Озерича.

– У кого же? – Сверкер выразительно поднял брови. – Я не слышал, чтобы в нашем краю был человек, не боящийся самого властелина Закрадья!

– Молод он был, вот ты и не слышал! – усмехнулся Краян. – А теперь в возраст вошел. Сын мой младший, Равдан, никогда ничего не боялся – ни волков, ни леших, ни покойников. А теперь он уже в таких годах, что пора ему жениться. Отдай нам твою дочь Ведому. Мой сын ей как раз под стать. Роду мы хорошего, славы доброй, кто хочешь тебе скажет.

Вновь настала полная тишина, будто и не гомонил здесь только что многолюдный пир. И гости, и сам Сверкер опешили от такой смелости, близкой к дерзости. Ведома застыла, будто пронзенная молнией. А Краян стоял, подбоченясь, точно сам вдруг скинул с плеч десяток лет. Он тоже понял, что Сверкер не отдаст назад свою дочь, но смириться с потерей невестки не позволяла родовая честь. Это был безумный порыв, но Краян поддался ему без раздумий. В этой склонности к неразумной отваге они с сыновьями были схожи.

– Вот тогда и помиримся как следует, – продолжал он, пока Сверкер не подобрал ответа. – Одного мы, значит, потеряли, другого получим. Так будет по чести.

Хорошо, что все взгляды в гриднице были сейчас прикованы к Краяну и Сверкеру. На Ведому никто не смотрел. И особенно хорошо, что на нее не смотрел отец, ибо по ее лицу он бы неизбежно догадался, что ее просят в тот самый род, который и так считает ее своей.

Сверкер, подавшийся было вперед, медленно откинулся к спинке сиденья. Он переменился в лице и сжал губы, будто боялся, что наружу вырвется необдуманный резкий ответ. Сразу вспомнилось, каких усилий ему стоило признать себя и своих людей виноватыми в убийстве Шумила, просить о мире, предлагать виру. А эти наглецы теперь вообразили себя кем – князьями подземного мира? Ровней ему, внуку Харальда Прекрасноволосого? И думают, что он бросит в грязь свой драгоценный меч, отдаст им, чтобы ковыряли им свои поля, в то время как он нужен воину для битвы?

– Вы не совсем верно меня поняли, – наконец процедил он. – Мне нужен не просто смелый человек, который не побоится стать ее мужем… после Закрадья. Нужен равный мне, такой, кто сможет дать нам войско и поддержать в борьбе с внуками Ульва волховецкого.

– А чем мы не поддержка? – напористо возразил Краян. – Мы – род старинный, по всей земле смолян знаемый! Испокон веку здесь живем! Наши могилы дедовы стеной стоят! Мы здесь не хуже иных князей! С нами за тобой сама земля будет.

– Мне не нужна земля! – со сдержанным бешенством почти прошипел Сверкер. – Мне нужна дружина, хорошо вооруженная и обученная! Такая, какая есть у князей! А не мужики с топорами, которые, так и быть, пойдут в поход, выбрав одного из десяти, если в это время не нужно будет пахать, сеять, косить, молотить! А наши враги не станут ждать, пока вы все это сделаете! Я поищу поддержки у полоцких князей или у ильменских. У нас с ними общие враги – Ингвар киевский и его племянник Ингвар ладожский. Что вы можете сделать против них…

Он не произнес слова «чащоба», так и просившегося на язык, но все гости легко прочитали его по лицу.

– Нехороши мы тебе? – с гневом ответил Краян. – Ты нашу кровь проливаешь, будто воду наземь, и думаешь серебром откупиться? Что мне твое серебро – оно сына не вернет. Мы на нашей земле, на могилах дедовых, – как дерево на корнях, а ты с твоей дружиной – будто палка гнилая! Придут твои враги – посмотрим еще, как ты без нас управишься! Земля наша до вас была и после вас будет! А земля наша – это мы!

С этими словами он взял со стола расписную глиняную чашу, из которой пил пиво, и с размаху швырнул на пол: дескать, не пьем мы с тобой больше! Потом вышел из-за стола и направился к двери. За ним шли оба брата.