– Вы… это же ограбление.

– Я говорил: наступает конец света. Мир рушится. Деньги, спальные мешки, палатка – все, что у вас есть, может спасти жизнь моей семье.

– Вы шутите! – ахнула Эйми. – Где Маргарет?

– Утром я ей скажу, что застал вас, когда вы шуровали по нашим шкафам. И за это я вас выгнал.

– А что вы ей скажете, если застрелите нас?

Выражение его лица стало еще жестче. Он повернулся и выплюнул спичку.

– То же самое.

– Вы гниль, Джереми. – Глаза Эйми сверкали. – Трус. Вот из-за таких, как вы, и все беды.

– Я мужчина, который заботится о своей семье.

– Нет, – твердо сказала Эйми. – Мужчина – это мой муж. А вы…

– Идем, дорогая, – тихо позвал Итан.

Она посмотрела на него, сгорая от ярости. Итан повел глазами в сторону спящей Вайолет. Эйми поняла его и проглотила то, что собиралась сказать.

– Обуться-то хоть можно?

– Было можно. Пока вы не наговорили все это. А теперь забирайте свою малявку и проваливайте.

Эйми покачала головой и, наклонившись, взяла дочь. Девочка зашевелилась и стала плакать. Правую руку Итана пощипывало, револьвер, казалось, притягивал ее.

«Ты не преступник. Этому человеку не нужно ничего, кроме вещей. Если ты можешь выйти отсюда, не совершая насилия, сделай это».

Джереми последовал за ними вверх по лестнице, держа дробовик наготове.

У входной двери Эйми повернулась к нему и напомнила:

– Вчера вечером вы читали молитву.

– И что?

– Господь проклянет вас.

Она повернулась и вышла. Итан подумал, что никогда еще не любил ее так сильно, как в это мгновение. Ему захотелось вытащить пистолет и начать стрелять, нажимать на спусковой крючок, пока не кончатся патроны, и потом стоять над телом Джереми и продолжать нажимать на крючок.

Но он последовал за женой в ночь, думая: «Это не про тебя. Дело не в том, чтобы чувствовать себя мужчиной, а в том, чтобы быть им. А это означает делать все необходимое, чтобы защитить своих, чего бы это ни стоило. Чего бы это ни стоило».

Это был не «борт номер один», но Купер не мог не признать, что дипломатический рейс – штука весьма комфортная.

Утро выдалось веселым, наполненным простыми радостями: яблочные блинчики на сковородке, «Роллинг стоунз» на стерео, дети, валяющие дурака от возбуждения и переизбытка сладкого. Сын и дочь легли спать, предполагая, что рассвет принесет день, похожий на любой другой. Но вместо этого несколько часов спустя они играли в салочки на небе, их сопровождал истребитель, а стюард был рад принести им столько колы, сколько позволяли родители. А еще в самолете были кожаные сиденья со встроенным трехмерным дисплеем.

– Эй, Тодд, – позвал Купер, – иди-ка сюда.

Раскрасневшийся сын с улыбкой до ушей прибежал к нему по проходу. Купер постучал по стеклу иллюминатора:

– Посмотри-ка.

Тодд послушно прижался лбом к стеклу. Они наблюдали за тем, как самолет идет на посадку, и с этой высоты Вайоминг казался пирогом, который передержали в духовке. У горизонта, почти за пределами угла зрения из иллюминатора, сверкало что-то серебристое и белое.

– Что это?

– Это Тесла – центр Новой Земли Обетованной. Не единственный тут город, но самый большой. Здесь живет Эрик Эпштейн.

– Он что, правда такой богатый?

– Ну да.

– Все словно сделано из зеркал.

– Это солнцезащитное стекло. Оно вбирает в себя энергию и поддерживает низкую температуру внутри.

– Ой, – Тодд хитренько взглянул на него, – плохо. Город зеркал – вот это будет классно.

Возник один из странных моментов диссонанса, ощущение скрытого смысла. Купер поймал себя на том, что смотрит на сына, а в голове рождается непрошеная мысль: «Город зеркал. Он недалек от истины».

Если в мире и было место, где сохранялось все, так это здесь.

*