Бывшая жена открыла чемодан, положила на кровать и принялась укладывать рядом с ним одежду.

– Что ты делаешь? – не понял Купер.

– Собираю вещи.

– Слушай, это очень мило, но я лечу один.

– Черта лысого! – возразила она мягким голосом, но, поскольку бранилась редко, выбор слов придавал силу сказанному.

– Натали…

– Ник, помолчи, – повернувшись к нему, потребовала она.

Купер увидел, что она хотела скрестить руки на груди, но решила не делать этого.

– Сегодня был обед Дня благодарения, – напомнила бывшая жена.

– Слушай, мне жаль, что я его пропустил, но я не пьянствовал в баре. Моя работа…

– Я знаю, – прервала она, – я не сумасшедшая. Я даже горжусь тобой. Просто говорю, что сегодня День благодарения и ты не смог прийти. А это значит, что у Тодда и Кейт будет на один День благодарения с тобой меньше.

Купер прислонился к стене. Он не думал об этом в таком ключе.

– Когда ты уезжал в прошлый раз, тебя не было полгода, – продолжила Натали. – Причины для этого были самые основательные, но теперь дети стали привыкать к тому, что ты возвращаешься в их жизнь. Они заслуживают того, чтобы папа не исчезал. А ты заслуживаешь того, чтобы быть отцом.

– Ты же знаешь, как я хочу этого.

– Знаю, – сказала она. – Вот почему мы едем с тобой. Уж эту-то малость мы можем себе позволить. Ты едешь не под прикрытием, не убивать. Ты посол президента Соединенных Штатов. Это означает, что ты будешь под защитой. Там теперь в смысле безопасности ничуть не хуже, чем здесь. К тому же это будет хорошо для детей. Кейт окажется в такой среде, где не будет отличаться от остальных. А Тодд увидит ситуацию с другой стороны, поймет, что мир больше, чем школьный двор. Мы едем с тобой.

Купер знал свою бывшую. Она была доброй, умной, мягкой, а ее слова отвечали ее намерениям больше, чем у кого-либо другого из всех его знакомых. К тому же если она принимала решение, то заставить ее изменить его было так же невозможно, как сдвинуть Геркулесовы столбы. Никакие аргументы, никакие бурные чувства, никакие силы не могли ее переубедить. Остановить ее сейчас можно было только одним способом – нокаутом.

– От тебя требуют слишком многого. Твой отец, армия, Дрю Питерс, теперь президент. Даже я. Не всегда же тебе быть одиноким волком. Детям будет полезно увидеть, как их отец пытается спасти мир. Это будет полезно для нас как для семьи.

Последнее слово она произнесла с некоторым нажимом, незначительной модуляцией, которую многие и не заметили бы. Словечко с целым миром возможностей, стоявших за ним. Купер вспомнил, как сидел в «космической станции», которую они воздвигли в гостиной, и как Натали поцеловала его. Это был вовсе не дружеский клевок. Это было… ну, может быть, не декларация о намерениях, но определенно заявление о возможности.

Когда все было хорошо, их брак тоже был хорош. И Купер всегда гордился тем, что, когда отношения между ними разладились, они оба признали это. Смогли признать, что, хотя они и любят друг друга, вместе у них теперь не получается, и им удалось расстаться без скандалов. Он ее любил и всегда будет любить. Но есть любовь, а есть влюбленность.

«Неужели для нее что-то изменилось?»

Странно было думать, будто то, чем он занимался в последний год, могло и в самом деле приблизить ее к нему. Почти все это время они не виделись, а еще была та жуткая ночь, когда Дрю Питерс похитил ее и детей. Теоретически это должно было бы оттолкнуть Натали.

Но все, что бы он ни делал, было направлено на защиту детей. Кроме того, он принимал те решения, которые она хотела, вплоть до раскрытия правды, невзирая на цену, которую пришлось за это заплатить.

У Купера была теория, касающаяся личности. Большинство людей считало личность отдельной сущностью. Безусловно, податливой, но в первую очередь целостной. Он же был склонен смотреть на человека как на некий хор. На каждом жизненном этапе к этому хору добавлялся новый голос. Все различные формы его «я» (одинокий, агрессивный сорванец, задиристый мальчишка, верный солдат, молодой муж, преданный отец, безжалостный охотник) существовали в нем. Когда он видел десятилетнюю девчушку, в нем просыпался десятилетний пацан, которому она казалась хорошенькой. Всего один голос из хора голосов, что и определяло различие между здоровыми людьми и сломленными: в сломленных людях недопустимые голоса занимали недопустимо большое пространство.

И тот человек, который прежде был влюблен в Натали, добавил немало голосов к его личности. И в подобные моменты эта часть хора пела особенно громко.

Он поймал себя на том, что смотрит в ее глаза, а она – в его, и вспомнил вечер в «космической станции», вспомнил ощущение ее губ на своих губах, сладковатый вкус вина на ее языке…

Тук-тук-тук.

Они оба вздрогнули.

– Ты кого-то ждешь? – спросил Купер.