чеку деньги только в банках Южной Франции. Поверенный Фуке мне отказал, поверенный Кольбера – тоже. А что мне Юг? Деньги-то мне были нужны в Париже!

– Как же ты вышел из положения? – спросил Гугенот.

– Очень просто: уступил чек герцога одному хитроватому молодому человеку с внешностью клерка за 900 ливров. Я потерял на этом 100 ливров, то есть десять процентов, но – хороша ложка к обеду. Толку-то мне с этих денег на Юге? Я побежал по художественным лавкам закупать краски. Да, кстати, виконт, можете не беспокоиться, – первым долгом я пошел в багетную мастерскую и заказал раму для картины… вы знаете, о какой картине я говорю. Я сообщил размеры нашего холста, и на следующий день рама была готова. Точно такая, как вы хотели.

– Отлично, – пробормотал Рауль.

– Раму я сам и доставил вашему Оливену. Конечно, вид у меня был комический, когда я тащил по Парижу огромную золоченую раму. Народ ржал – я сам в этой раме смотрелся, как нечто инородное. 'Рама- то лучше будет, слышь ты, парень…'' Но это была жертва, принесенная мною на алтарь искусства.

– Я все жду, как вы расскажете, как обновили свой гардероб, господин Люк, – сказал Шарль-Анри, – Я на вашем месте прошелся бы по модным лавкам и портным. А вы все про свои краски да рамы!

– К самому Персерену, еще скажите! – рассмеялся Люк, – Одежда мне нужна была срочно, и времени бегать по лавкам у меня не было. Выручил меня ваш милейший Оливен, виконт. Он познакомил меня с вашим приятелем, неким Маниканом. Этот господин де Маникан лежал в постели и был одержим бесом, именуемым ''меланхолия''. И, как всегда в таких случаях…

– Продавал костюмы? – предположил Рауль смеясь.

– Воистину верно. Совсем новые и почти не ношеные. Мне везло! Мы с Маниканом оказались почти одного роста. Я облачился в один из его прелестных костюмов, сразу почувствовал себя человеком. О цене мы как-то быстро договорились. Этот милый Маникан, по характеру своему вполне достойный быть аббатом Телемской обители господина Рабле…

– Точная характеристика,- сказал Рауль насмешливо.

– Да? Но это мое первое впечатление… Итак, этот милый Маникан уступил костюмы бедному художнику с большой скидкой. Он, кстати, просил передать вам привет. Простите, что раньше не удосужился сказать вам, что достал багет и передать привет от приятеля.

– Спасибо за багет и за привет. Лучше поздно, чем никогда,- промолвил Король Пиратов.

– Жаль только, что вас облапошили на 100 ливров, – сказал Гугенот, – Бедный Апеллес!*

– Вы слишком добры, господин Гугенот, сравнив меня с Апеллесом. Но я отплачу вам той же монетой, сравнив вас с Ахиллесом, – улыбнулся Люк.

… * Апеллес – легендарный древнегреческий художник.

…

– О, на этот раз я скажу, что вы слишком добры! – возразил Гугенот, – А все-таки грех обижать бедного художника, правда, господа?

– Истинная правда! – подтвердила вся компания.

– Сто ливров не такая уж и крупная сумма, господин Гугенот. Вы сами говорили, что в карты проигрывали куда больше.

– Это цена десяти ваших кабацких портретов, – заметил до сих пор молчавший де Невиль.

– Жаль, я не знал о ваших затруднениях, – сказал Рауль, – У меня же было на руках 100 таких чеков. И наличные.

– Сто тысяч? – разинул рот Люк, – Герцог отвалил вам сто тысяч ливров?

– Не мне. Вот на что пошли чеки герцога, – Король Пиратов кивнул в сторону корзин с бутылками и фруктами.

– Не в упрек будь сказано нашему гасконцу, – заметил Гугенот, – Он бы наварился на таком поручении.

– Ну, мне-то ничего не перепало, – заметил Рауль, – Кстати, кислый виноград всучила какая-то сволочь в мое осутствие.

– Съедим и такой! – заявил Люк, – Было бы что есть!

– Бедный наш Апеллес! Подвергаться насмешкам черни, тащить через весь Париж огромную раму. Лучше уж опасный рейд в тыл врага!

– Я не тащил раму через весь Париж, – возразил Люк, – Багетная мастерская совсем недалеко от квартиры господина виконта.

– Я этого не знал, правда, Апеллес!

– Зато я наперечет знаю все художественные лавки и мастерские. И надо мной смеялись все, да и я сам над собой смеялся. Парижанам только дай повод похохотать. А повод – вот он я! Я же представлял, как это комично выглядит – золоченая шикарная рама с резьбой – цветы, виногрданые гроздья, всякие навороты… рама на ногах!рама наногахгроздья, всякие навороты… Рама, достойная полководца, принца, героя, словом, супер! И из этой супер-рамы выглядывает моя встревоженная рожа! Вот виконт вам скажет, какая великолепная была рама на той картине!

– Да, – процедил Рауль, – Рама была роскошна.

– Вы, видимо, решили, что я пожадничал? Пожалел нанять телегу, фуру какую-нибудь? Да нет же, господа! Такую раму нельзя было везти в телеге! Вот что запомните на будущее…Когда вы станете знаменитыми генералами, полководцами, герцогами, и вам придет на ум заказать конный парадный портрет для украшения картинных галерей ваших фамильных замков…не доверяйте слугам оформление ваших парадных портретов! Доверяйте профессионалам, нам, художникам и багетчикам! А то по дороге в телеге, если, к примеру, гипсовый багет покрыт бронзой – а так часто делают – растрясет в дороге и пиши пропало. Потому-то я и тащил раму сам, на потеху парижанам.

– Насчет генеральских портретов я очень сомневаюсь, – фыркнул Гугенот, – Но я уверен, что мы будем гордиться тем, что знали вас в молодые годы, когда вы станете знамениты как Рафаэль, Рубенс, Леонардо.

– И расскажем нашим потомкам! – заявил Шарль-Анри, – Но пока мы еще не генералы, а вы не Рафаэль, можем мы рассчитывать на самые простые портреты, только чтобы в банданах с лилиями?

– Да, – сказал Люк, – это я обещаю всем вам. Быть может, в будущем, изображая полководца маслом на холсте, я вспомню, каким был этот полководец в двадцать лет. Вспомню парня в бандане с лилиями.

– За это и выпьем! – предложил Оливье.

– Только не тираньте нас, сир, и не заставляйте пить агуардьенте! А все-таки, Ваше Пиратское Величество, что от вас хотел господин де Бофор, если это, конечно, не тайна?

– Вовсе не тайна, – сказал Рауль, – Я поставил свою подпись на контракте, только и всего. В двух экземплярах.

– Разве вы это не сделали еще в Париже? – удивился Люк.

– Не успел.

– А вы прочли бумагу, которую просил подписать герцог?

– Конечно. Хоть в пьяном виде, но буквы своего родного языка я худо-бедно, а разбираю. Не скажу только, что подпись вышла каллиграфическая. Подпись вышла… кляксографическая. Но, – Рауль отхлебнул из своей бутылки и лукаво заметил: – Такой вариант моей подписи мне даже больше нравится! С кляксой аккурат посреди фамилии. Клякса, кстати, чем-то напоминала этот прелестный цветок, – он кивнул в сторону розы, – Уж я постраюсь отныне во всех бумагах, что пойдут к Его Величеству, ставить кляксу!

– Рауль, ты пьян. Один раз сойдет, а потом в этом усмотрят злой умысел, – тревожно сказал Оливье, – Фрондируй, но в меру!

– Кто усмотрит? Чиновники из Морского Министерства? Или наш августейший монарх? Пусть! Мне-то какое дело? Разве клякса может служить обвинением для возбуждения дела об оскорблении величества? Или тут кроется заговор? Шифр посредством клякс? Государственная измена? Свидетельство неблагонадежности? Может, я писать разучился!

– Ай, де ми, – сказал Люк, – Вы подаете дурной пример нашим волонтерам. Бьюсь об заклад, они уже жалеют, что не наставили клякс в своих контрактах.

– А что, круто! – сказал де Линьет.

– Вообще круто! – закивал Шарль-Анри.