барабанщика.
– Так рано? – удивился де Линьет, – И она была вашей любовницей?
– Да нет же, – искренне сказал Люк, – Я даже не испытывал к ней вожделение. Меня больше интересовали рефлексы, светотени… пластическая анатомия.
– Так выпьем же за рефлексы и светотени! – предложил Оливье, – И, конечно, за обнаженных женщин! Представляете, какие рефлексы и светотени у пылких магометанок!
– Не искушайте меня, – сказал Люк, – Говорят, Коран запрещает изображение людей вообще, а обнаженных женщин тем более.
– Не только Коран, господин Люк, а и святейшая инквизиция запрещает писать обнаженных женщин.
– И те и те, по-моему, варвары и не понимают красоту, – заметил свободный художник.
– Да он еретик, – сказал вице-король.
– Не надо так шутить, господин де Фуа. Я художник. Я уважаю вашу профессию, извольте уважать мою!
– Продолжайте – и не обижайтесь. Я пошутил. Тема беседы очень приятная.
– Еще я копировал картину великого Веччелио Тициана ''Любовь Земная и Небесная''. Вы видели эту картину? Я ее обожаю. Любовь Земная изображена в образе прекрасной обнаженной девушки, а Небесная – ее символизирует дама в платье Эпохи Возрождения. Но моделью служила одна и та же натурщица.
– Помню, помню! – сказал Шарль-Анри, – Я видел литографию по этой картине Тициана у герцогини де Шеврез.
– Литографию делал мой отец, он был знаком с герцогиней, – заметил Люк, – А я сам сохранил только маленькую копию знаменитой картины. И то не в цвете, а сангиной. Если интересно, могу потом показать.
– Это весь ваш опыт изображения обнаженной натуры?
– Нас не очень-то приветливо встретил Париж. Отец был очень гордый и ни за что не снижал цену за свои картины. А унижаться перед богатыми заказчиками отец не мог. Такой уж человек был Бертран Куртуа по прозвищу Маэстро. Ниша оказалась занятой пробивными бездарями. Если я буду продолжать на эту тему, я разревусь как девчонка. Барон де Невиль прав – пьяная исповедь никому не нужна. Я пропускаю годы нищеты и одиночества и перехожу к тому дню, когда мне удалось спихнуть один заказ богатенькому буржуа. На радостях я устроил себе пир, а потом решил нанять натурщицу. Но я был гордец и дикарь, и знать не знал, где мои собратья находят натурщиц. Дальше уже забавно. Я очень хорошо знал, где гуляют ''веселые девицы''. Чувствуя себя в состоянии купить любую из них, я, однако, искал модель помоложе и помиловидней. Возле Ратуши я приметил смазливенькую девчонку, весьма изящную, с длинными светлыми волосами.
– Я знаю, о ком ты говоришь, – сказал Серж, – Это малютка Луизетта.
– Она самая, – ответил Люк.
– Девчонка в постели просто чертенок, – пробормотал Оливье, – Такие штуки выделывает!
Желторотые насторожились и, похоже, заинтересовались.
– Но когда этот чертенок понял, что я от нее хочу, она заломила такую цену, что я потерял дар речи.
– Маленькая хищница! – засмеялся Серж, – Как же она это объяснила?
– У моей модели в голове такая каша! Позировать художнику обнаженной она считает грехом, а отдаваться мужчине за деньги – работой. Представляете? Кроме того, пояснила девица, любовная игра не занимает столько времени, сколько сеанс живописи. Но все-таки я ее уговорил. Мне эти деньги достались тяжким трудом, но, хотя Луизетта меня бессовестно обобрала, и ей не повезло. Ее сожитель отобрал почти весь заработок бедной моей натурщицы. Потом я как-то бродил возле церкви на Гревской площади и опять встретил мою натурщицу. Она была на мели, я тоже. Но девушка оказалась великодушной и позировала мне бесплатно. У этих падших созданий иногда бывают порывы бескорыстия. И…что, может, не следовало говорить…если после первого сеанса у меня ничего с ней не было, то, что должно было случиться ранее… свершилось.
– Я думал… художники и натурщицы… всегда… это самое…
– Не всегда, господин де Линьет, не всегда, – сказал Люк, – Живопись так затягивает, что уже не до женщин. А в тот вечер я как раз что-то разленился, и работать не очень хотелось. Освещение было не то, я сделал рисунок углем, но до масла не дошло.
– У вас было мало белил!
– Вы правы, господин Гугенот. У меня их тогда вообще не было. А писать обнаженку без белил просто немыслимо. Как стрелять невозможно, не имея пороха. Кажется, у бедной девушки были неприятности с ее сожителем из-за меня. Тогда я ничего не знал об этом. Она рассказала позже. Я считал, что малютка раскаялась в том, что обобрала бедного художника и решила со мной рассчитаться по-честному. Эх, малютка Луизетта! Как-то она там?
– Так выпьем же за Луизетту! – предложил Серж.
Желторотые переглянулись, но все-таки присоединились к тосту Пиратов.
11. ЛЮК И ЛУИЗА.
– А теперь поведайте нам, господин художник, как вас угораздило затесаться в нашу пиратскую компанию, – сказал вице-король.
– Господин де Фуа, Ваше Пиратское вице-величество! Не было бы счастья, да несчастье помогло! – улыбнулся Люк, – Я познакомился с вашим Пиратским Королем, то есть, с господином де Бражелоном и впился в него как клещ, умоляя представить меня господину де Бофору. И получил заказ. Очень интересный!
– От герцога? – спросил де Линьет, – Может, вы писали мадемуазель де Бофор? Но, конечно, в платье.
– Дочь Бофора я не писал. И не так быстро, сударь. Заказ я получил от виконта.
– Что же он заказал вам, Люк? – насторожился Оливье.
– Портрет.
– Чей?
– Молодой особы.
– Мадемуазель де Лавальер в обнаженном виде, – хмыкнул Оливье.
– Твое счастье, что Рауль этого не слышит, – сказал Серж, – От таких версий барона де Невиля я начинаю трезветь.
– Простите, – сказал Люк, – О м-ль Лавальер и речи не было. Я писал совсем другую девушку, и вовсе не в обнаженном виде.
– Я только предположил, – сказал Оливье.
– Что же до Лавальер, то я видел ее изображение у виконта. Пастель, небольшого формата, примерно 22 на 30. Довольно милый рисунок для молодой девицы. Но я раскритиковал автопортрет мадемуазель, после чего владелец сего произведения предал его сожжению. Как когда-то мрачный Савонаролла сжигал произведения искусства во Флоренции.
– Отлично! – сказал Оливье, потирая руки, – Не оправдываю Савонароллу, но полагаю, что это прогресс!
– Что прогресс, не понял? Аутодафе, устроенное Савонароллой?
– Аутодафе, устроенное Раулем.
– А кто модель вашего портрета? – спросил Серж, – Новая возлюбленная нашего Пиратского Короля? Дай-то Бог!
– Близко даже нет. Молоденькая гризетка, продавщица цветов. Юная Розочка, подружка его слуги