– А я-то думал, ты добрый малый, – упрекнул Оливье, – Жестоко так пугать наших юных друзей.

– С чего вы взяли, что мы боимся? – возмущенно воскликнул Шарль-Анри.

– И, позволю себе заметить, дорогой земляк, вы напрасно считаете, что мы молокососы, – произнес Жюль, – Мы полны решимости доказать…

– …что вы ветераны, закаленные в тысячах сражений, – насмешливо сказал Оливье, – В особенности вы, уважаемый виконт де Линьет.

– Вы, кажется, ищете ссоры? – вскинулся Шарль-Анри.

– Я ищу…

…корзину с бутылками. Одну корзину мы уже приговорили.

Пощади свою розу, Рауль! Скоро от нее останется один стебель…ай! Ничего не осталось.

– Тут их еще много, – сказал Рауль.

– Не опрокинь букет! Хоть ты у нас и ''лежачий камень'', ведро перевернется, и под тебя потечет вода.

– Постараюсь…координировать… свои движения.

То, что осталось от розы, было выброшено в корзину.

– Прощай, – сказал Рауль, – Прощай, о роза! Ты была недолговечна, как все прекрасное в этом мире.

Он взял другую розу, засунул за бандану и еще парочку цветов за уши.

– Мы тоже так хотим! – сказали желторотые и полезли за розами.

– Все равно они не доживут до утра, – вздохнул Серж и последовал примеру желторотых.

– Почему это мы не доживем до утра? – спросил Шарль-Анри.

– Не вы, господин де Суайекур! Розы!

– Украсили себя цветами, подобно жертвам тирана Нерона, – заметил Рауль, потягивая вино, – Вполне созрели.

– Ну, ты загнул! Не слушайте, молодые люди, этого пьяного господина. Он вас провоцирует, рассказывая свои ужасики.

– Исторический факт, – сказал Рауль.

– Знаю, – огрызнулся Оливье, – Но такая роль не по мне.

– А если не остается выбора? Либо ты палач, либо жертва. То-то же. Древние в совершенстве отработали технологию жертвоприношений.

– Не будем говорить о язычниках, – возразил Серж, – Хотя как раз будем! Тезей, к примеру, не примирился с ролью жертвы и убил Минотавра!

– Да-да! – закивал де Линьет, – О Минотавре мы уже говорили сегодня, помните, господин виконт?

– Если бы Тезей знал свою дальнейшую судьбу, – заметил Рауль, – Он, быть может, предпочел бы в юности погибнуть в Лабиринте в схватке с Минотавром.

– Ну, у тебя и шуточки!

– А я не шучу. Все мы учили в детстве этих древних греков.

– Раз так, уподобимся афинянам – вот кто понимал и ценил красоту! – сказал Шарль-Анри.

– Еще цитата, на этот раз из Бена Джонсона: ''И мы, синьор, как римляне умрем, хоть жили мы как греки''. Это я повторяюсь, – пробормотал Рауль, – Стихи эти мне во сне приснились.

– Лучше бы ты был неграмотным, Бражелон.

– Лучше бы, – согласился Рауль.

– Что же до римлян, – сказал Оливье, – Я помню одного очаровательного центуриона на маскараде в парке Фонтенбло. Юлиус-Август-Брагеллонус Непобедимый.*

– Sic transit gloria mundi**, – сказал Рауль.

– Представляю, как вы были живописны вы в красном плаще, шлеме и доспехах центуриона,- сказал де Линьет.

''Да, возможно, – подумал Рауль, – Но сейчас я предпочел бы белую тогу с пурпурной каймой и кинжал заговорщика. К черту! К черту эти ''брутальные'' мыслишки! Опять меня заносит. ''И ты…Бр…ажелон?'' Мы не язычники, чао, Рома''.

– Что-то вы загрустили, – сказал он, – Хотите, развеселю? Эти подушки, на которых вы возлежите, подобно римлянам, нам подарили…монахини. Кто хочет, может считать для колорита – жрицы, весталки… Да-да, прелестные воспитанницы какого-то монастыря, сам не знаю, какого – вышивали эти цветочки, букеты, гирлянды, птичек – в подарок ''доблестным воинам''. Возрадуйтесь же, о ратоборцы!

– Сюда бы их самих! – сказал Оливье, – Вот тогда я развеселился бы!

… * Оливье произносит полное имя Рауля / Огюст-Жюль / на латинский лад. ** Sic transit gloria mundi /лат/. – Так проходит мирская слава.

…

– Господин де Невиль, невинные молодые девушки пришли бы в ужас, увидев нашу попойку, – заметил де Линьет, – Мы бы их разочаровали – такие как сейчас.

''Весталка и центурион – абсурдное сочетание, – подумал Рауль, – Вот весталка и…император – более реально. А центуриону больше подойдет гетера''.

– Да. Лучше бы вакханки, как полагает Ваше Величество?

– Лучше гурии, – сказал Рауль,- Но за неимением лучшего и вакханки сгодились бы.

– И мусульманки, – заявил Оливье.

– Умные ребята эти мусульмане, – заявил Серж, – Держат баб в недоступных гаремах, роняешь платок – и к твоим услугам томная, кроткая и тупая…гурия…

– Как вы можете так говорить? – сказал Шарль-Анри, – Неужели вы, католик, можете хоть на мгновение представить себя мусульманином?

– Властелином католического гарема очень даже могу, – сказал Серж, – Что у трезвого на уме – у пьяного на языке. Все лучше, чем мечтать о недоступной принцессе. Рауль, я прав?

– Прав, Серж, прав, – и он продекламировал:

Bonjour, Джиджелли! Как войдем в цитадель,

Первым делом разыщем кабак и бордель!

– Вот теперь ты говоришь дело, – сказал Оливье, – Так и поступим.

– Теперь я говорю глупости по пьяному делу, – фыркнул Рауль.

– Я на трезвую голову подумаю над твоими мудрыми словами, и, быть может, сочиню свой дистих.

– Да глупость я сказал. Какой кабак? Вино они не пьют.

– А как насчет борделей? – спросил де Линьет.

– Попросите у капитана путеводитель по борделям Магриба. У господина де Вентадорна, говорят, отличная библиотека.

– Кто-то идет, – насторожился Шарль-Анри.

– Но уж явно не гурия. Может, наши пропащие души возвращаются? Люк с Гугенотом?

– А может, стукач крадется?

– Да нет, это мой Гримо, могу поспорить, что это он. Я узнал его походку. Гримо! Какого черта ты не спишь? Что тебе надо? Выпить хочешь?

Гримо покачал головой.

– Тогда зачем ты приплелся, Гримальди? Я и сам нашел бы дорогу.

– Вас хочет видеть герцог де Бофор, – сказал Гримо, – Немедленно!

Рауль выругался сквозь зубы и поднялся, пошатываясь.

– Редеют наши ряды, – вздохнул Оливье, – Не задерживайтесь, сир, и не изменяйте нашей компании!

– Я мигом,- сказал Рауль, – Если меня зовут в общество начальства, улизну при первой возможности. Во рву со львами лучше, чем с этими напыщенными господами.

– Возвращайтесь, Ваше Пиратское Величество! – хором сказали желторотые.

– Ждите, но пейте без меня. А вице-королем Пиратов будет г-н де Фуа. На время моего непродолжительного отсутствия.