– Я тоже испытал нечто вроде шока, монсеньор. Но я должен был познакомить с этими документами вашу светлость.

– Еще есть что-нибудь?

– Еще, монсеньор, обращение самих невольников. Их свидетельства о зверствах мусульман, о чинимых ими беззакониях по отношению к мирным путешественникам, купцам, ученым… Нечто подобное тому, что говорили жители побережья. Сведения впечатляют, не правда ли, монсеньор? – спросил Рауль.

– Да, – мрачно сказал Бофор, – Сведения впечатляют. Я даже сказал бы, что меня эти факты ошеломили. Я был наслышан о зверствах мусульманских пиратов, но чтобы настолько… И знаешь, что мне пришло в голову, скажу тебе по секрету? Насколько наш король осведомлен о терроре в Средиземноморье? Неужели король все знал?

– Вполне возможно, – сказал Рауль, – Теперь я уже мало чему удивляюсь.

– Версаль! – герцог саркастически расхохотался.

– И что теперь с этим делать? – задумчиво спросил Бофор, как бы советуясь с самим собой. Герцог держал в руках бумаги Отцов Святой Троицы и рассеянно смотрел на Средиземное море за окном. Рауль так и понял этот вопрос как риторический и ничего не ответил. Бофор стряхнул с себя задумчивость и обратился к нему непосредственно:

– Ну, виконт, что с этим делать?

– Полагаю, монсеньор, перевести документы и поставить в известность… наших…

– А не вызовет ли это панику среди них?

– Монсеньор!

– О, милый виконт, я заранее знаю, что ты хочешь возразить мне! Вы, мол, не девчонки, а мужчины, вы знали, на что шли – нет, мой мальчик, даже я, выходит, не знал, на что шел! Вы участвовали прежде в военных действиях, но Фронда и войны с испанцами – это же не то!

– Совсем не то, – согласился Рауль, – Я понимаю, монсеньор, – добавил он все тем же грустным тоном, – Но неужели вы хотите скрыть от людей правду?

– Иногда неведение – счастье, – вздохнул адмирал, – У меня из головы не выходит молодой моряк… Представить на его месте мальчишку де Сабле или капитана де Вентадорна, это…

– Ужасно, монсеньор, – ответил Рауль, – Но мы не имеем права утаивать правду. Скажу больше, монсеньор, не надеясь на особый успех, но Обращение Святых Отцов можно попробовать послать монархам и правителям, упомянутым в их декларации. А разве вы так не считаете, монсеньор?

Честнейший человек Франции задумался. Герцогом овладели противоречивые чувства. Ненависть к палачам, подвергавшим жестоким, невообразимым мучениям его соотечественников, сочувствие к жертвам террора – такое же пламенное, как ненависть, тревога за людей, доверившихся ему, Адмиралу Франции и страстное желание уничтожить эту нечисть, нехристь, выпалить по пиратским притонам из всех пушек трех палуб его флагмана и боевых кораблей, разбить цепи невольников, согнанных на восстановление касбы… Но сохранит ли его армия боевой дух, если он сейчас послушает своего чересчур честного адъютанта и предаст гласности документы Отцов Святой Троицы? Леденящие душу свидетельства жертв террора могут вселить ужас в его людей. Не лучше ли приказать де Бражелону забыть обо всем, словно ничего не было? – такие сомнения терзали честнейшего человека Франции.

– Я должен принять решение? – спросил Бофор то ли себя самого, то ли Бражелона.

– Вы меня спрашиваете, монсеньор?

– А что бы ты сделал на моем месте, мой дорогой? – герцог схватил насколько бумаг и резко взмахнул ими, – Что мне делать со всем этим? Обещал победу, обещал сокровища, а не успели попасть на место боевых действий – и обрушить на солдат такую информацию.

– Зверства, чинимые противником, побуждают в солдатах конкретные чувства, монсеньор. Вы спросили, что я делал бы на вашем месте? Монсеньор! Я польщен вашим доверием, но мне трудно представить себя на вашем месте. Я всего лишь ваш адъютант. Решение принимаете вы, и вы отдаете приказы. Но если бы я был не я, а победоносный блистательный герцог де Бофор, Король Парижа, я сказал бы людям всю правду! Вас называли Королем Парижа, мы вас сделаем королем Алжира! Если, конечно, нас не разорвут мусульманские пушки.

– Да на кой черт мне это королевство! – хмыкнул Бофор, – Но в главном ты прав, виконт. Я так и сделаю. Соберем людей, владеющих латынью, переведем все эти бумаги, и я сам отправлю ''Декларацию Отцов Святой Троицы'' сильным мира сего. Хотя, я тоже очень сомневаюсь, что они все как один откликнутся на этот крик отчаяния.

– Да, монсеньор, но бумагам надо дать ход – мы, во всяком случае, сделаем все возможное. Но вы же понимаете – чтобы положить конец мусульманскому террору в Средиземноморье, нужна очень сильная антитеррористическая коалиция христианских держав. А христианские державы все Семнадцатое столетие только и занимаются, что воюют друг с другом. И, возможно, между европейскими странами в ближайшие десять-двадцать лет не одна война разразится. А мы можем сейчас рассчитывать на Испанию и Мальтийский Орден, потому что они не прекращали войны с мусульманами.

– Испания? У нас сложные отношения с Испанией. Наши буканьеры на Тортуге доставляют немало хлопот флоту католического величества. Там, ей-Богу, не разберешь, кто прав, кто виноват.

– Да, монсеньор, мы знаем об этих конфликтах. Но, если в Атлантике наши интересы противоположны, в Средиземноморье мы можем выступить вместе против общего врага.

– Кто знает, – вздохнул Бофор, – Испанцы мужественно сражались с мусульманами на протяжении столетий, но сейчас они, похоже, выдохлись…

– И отделаются от нас классическим ''маньяна'', – насмешливо сказал Рауль.

– Я надеюсь только на реальную помощь Мальтийского Ордена. Эти-то не подведут, – сказал герцог.

– О да, – ответил Рауль, – Я тоже верю, что братья-рыцари нам помогут. А теперь, монсеньор, взгляните сюда! Последний документ из матушкиной шкатулки. Вам будет интересно.

Рауль развернул перед герцогом большую карту.

– Ого! Карта побережья! Капитан все сокрушался, что у нас нет подробной карты. Он за нее готов был отдать десять лет своей жизни!

– Теперь она есть, – улыбнулся Рауль.

– Прекрасно! – воскликнул герцог.

– Вот, – сказал Рауль, – На так уж все и плохо. Карта дает шанс организовать высадку и не сесть на мель, не напороться на скалы.

– Гениальная женщина твоя матушка! – восхищенно сказал Бофор.

Рауль опять улыбнулся.

– А ведь она знает латынь, – вдруг вспомнил герцог.

Рауль слегка вздрогнул

– Знает, – ответил он,- Честно говоря, монсеньор, матушка – последний человек на свете, которого я, будь моя воля, познакомил бы с трагическими документами Отцов Святой Троицы. Но вышло так, что она первая все узнала.

– Знаешь, мне что-то не по себе, – поежился Бофор, – Давай выпьем!

Герцог достал с полки бутылку и налил вино в бокалы. Они выпили не чокаясь и не произнося тостов. Бофор убрал бутылку.

При этом занавеска, закрывавшая полку, откинулась, и Рауль увидел стоящий на полке портрет Анри де Вандома. Он не удержался от удивленного возгласа. Бофор улыбнулся и протянул рисунок Раулю.

– Произведение нашего юного гения Люка Куртуа. И представь – за час нарисовал! Вот за этого парня тебе тоже от души спасибо!

– Прекрасный портрет, – сказал Рауль, – Это больше чем портрет. Это сам Анри де Вандом. И знаете, монсеньор, Анри мне очень напоминает вашу прелестную дочь…

Скажи это Рауль раньше, до исповеди Анжелики, герцог заявил бы: ''Да это она и есть''. Но герцог решил сохранить тайну Анри де Вандома.

– В самом деле?- шутливо спросил герцог.

– Там, на вантах, мне даже показалось… только не смейтесь, монсеньор… мне показалось, что Анри –