– Объяснитесь, – потребовала Бофорочка. Герцог уже хотел было назвать настоящее имя Шевалье де Сен-Дени, но его насторожила одна из реплик дочери.

– Сначала я хочу выслушать твое объяснение. Что это ''многое'', чего я не знаю о тебе и этом твоем Шевалье?

Бофорочка смутилась. Герцог взглянул на ее мечтательные глаза и встревожился не на шутку.

– Не знаю даже, как сказать, – смущенно начала Анжелика, – Он… и я… в ту ночь… Вам не понять… но вы не можете принудить меня к замужеству с другим, после того, что было между нами.

Бофор подпрыгнул на месте и схватил девушку за руку.

– Что ты натворила? Ну-ка, выкладывай! Говори правду, как на исповеди!

– Разве любовь – это грех?

– Говори, потаскушка!

– Я не потаскушка! Не смейте так говорить, или я ничего не скажу!

– Прости, погорячился. Итак?

– Мы целовались!

Бофор облегченно вздохнул и расхохотался.

– И все? – спросил он, отсмеявшись, – Я знаю.

– Разве я вам говорила?

– Что за дуры влюбленные девчонки! Ты разоткровенничалась еще, помнится, в Париже. И в Тулоне предавалась воспоминаниям об этих… гм… сладких ощущениях.

– Но отец! Мы целовались по-взрослому! По-настоящему!

– Взасос, – уточнил герцог.

– Так, как вы с госпожой де Монбазон, – уточнила в тон ему дочка.

– А подглядывать нехорошо! – Бофор погрозил пальцем.

– А я никому ничего не говорила! Хотя дети многое замечают. Так вы поняли?

Она мечтательно улыбнулась.

– И у нас… Со стороны, наверно, очень красиво было… Я всегда мечтала о таких красивых и нежных поцелуях.

– С тех пор, как выследила меня с госпожой де Монбазон, вредная девчонка?

– Раньше еще, – заявила вредная девчонка, – Так, как целуются взрослые, я видела на Вандомской охоте.

– Вот уж это враки! – возмутился герцог, – До поцелуев ли мне было на охоте!

– А разве я сказала, что видела вас? Уединившийся охотник со своей амазонкой были вовсе не вы, а ваш любезный друг, граф де Ла Фер, а его даму мы имели счастье принимать на борту ''Короны''.

– Ты была ужасным ребенком, как я погляжу! – проворчал герцог, – Сущая чертовка!

– И ангелочком только прикидывалась? – спросила ''чертовка'' со вздохом.

– Просто маленькая стервочка! И я поскорее сбуду тебя с рук: пусть муж с тобой мучается. С меня довольно!

– У вас своеобразный юмор, батюшка. Но я еще не все сказала про Шевалье.

– Как? Было еще что-то?

– Я в другом смысле! Ведь Шевалье де Сен-Дени с тех пор так и не появился. И я очень боюсь, что его убили. Или в тюрьму посадили.

– Его не убили, – усмехнулся Бофор, – Могу поклясться хоть на кресте, хоть на Библии, что твой Шевалье жив, здоров, свободен и прекрасно себя чувствует, потому что он не кто иной как…

Бофор опять собрался назвать настоящее имя Шевалье. Если что-то и было между ними – пара поцелуев, а она вообразила, глупышка, этакую пламенную страсть, этакую роковую любовь, пора открыть ей глаза и вернуть к реальности.

Но девочка нарушила этикет, перебив отца:

– Вы же не знаете, отец, какая угроза висит над нами!

– Больше не висит, надеюсь, – заявил герцог, вспоминая сегодняшнее приключение, – Что же натворил твой разлюбезный Шевалье?

Она приступила к своему рассказу.

…

– … И тогда, – говорила Бофорочка, – я выхватила из-под подушки его пистолет. Я уже говорила вам, отец, что мы надеялись вырваться из этого ужасного дома, не причиняя моим похитителям серьезных увечий и остаться невредимыми. Так и случилось, и все-таки… Нет-нет, я вовсе не собиралась стрелять в них! Мне бы передать пистолет его владельцу! Я знала, что и он никого не застрелит, только припугнет. Но как передашь, если между ним и мной вооруженные злодеи, идет бой, звенят шпаги, он – один против всех, и мне к нему не пробиться. А стрелять по-настоящему я стала бы только в том случае, если бы моего единственного защитника задели вражеские шпаги. Но он очень ловко от них увертывался, парировал все удары, и я надеялась, что мы выпутаемся из этой истории. Я верила в него! Всем сердцем! И я молилась за него! Всей душой! А тут как на грех, Филипп Орлеанский, брат короля, стал отнимать у меня пистолет! Я изо всех сил сжимала рукоять. Месье мог застрелить его, понимаете? И ему, Филиппу, ничего бы не было за это! Кто посмеет осудить брата короля! Филипп вцепился в мое запястье своими длинными ногтями… Они у него длиннее, чем у женщины и такие острые!… А ведь я просила их, чтобы они пропустили нас, дали нам уйти с миром. Я клялась, что никто не узнает о существовании тайного притона, где брат короля со своими фаворитами предается… запретным порокам. Но они… я им угрожала… я… ой, забыла, как это слово называется… на ''б''. Это слово еще довольно часто употребляют ваши офицеры…

– Блевать? – ляпнул косноязычный герцог.

– Фи! – поморщилась Бофорочка, – Ну что вы! Нет, конечно… Но, похоже… как это действие называется… из головы вылетело…

– Слово на букву ''б'', которое часто употребляют мои офицеры? – пробормотал Бофор, – Но ведь не… таких слов не должно быть в твоем лексиконе! Я даже не представлял, что ты знаешь такие слова.

– Нет, смущенно сказала она, – Хотя я понимаю, что и то и другое, вами не названное действие, входят в ''добродетели'' ваших львят. А! Вспомнила! БЛЕФОВАТЬ! Я БЛЕФОВАЛА!

– О да, это они умеют, – усмехнулся герцог, – Что же Месье?

– Ах, отец, он такой урод! Он расцарапал мне все запястье своими когтями! И глаза у него были красные, как у вампира… Я была сама не своя от ужаса… А он мне еще и руку выворачивал. Просто изверг! Живодер! Палач настоящий! Это опрокидывало все мои представления о том, как должен вести себя благородный человек. И я закричала что-то вроде: ''Больно же, гад, отпусти меня!''

И, когда Шевалье де Сен-Дени увидел все это, он… влепил Месье такую затрещину, что тот отлетел на несколько шагов.

– Он ударил брата короля? – тревожно спросил Бофор.

– Это из-за меня, отец! Он защищал меня! Клянусь, у него это вышло против воли! Я во всем виновата! Скажите, разве это – преступление?

– Я не могу быть объективным, моя девочка. Пожалуй, и я не удержался бы, если бы увидел тебя в руках этого поганца. Но я твой отец. И все же… когда речь идет о принце крови, это не является смягчающим обстоятельством.

– Значит, Шевалье, по нашим законам, все-таки преступник? Значит, мужчина не имеет права защищать женщину? А коронованным злодеям все позволено? Любое насилие, любое зверство? Разве можно после этого считать, что у нас цивилизованная монархия?!

– Он принц. Он брат короля. Разве ты не понимаешь?

– Этот принц – гомосексуалист, грязный извращенец!

– И все же он принц, – вздохнул герцог.

– Я не понимаю! Неужели вы осуждаете Шевалье де Сен-Дени?

– Я? Да нет же! Я думаю, как выручить вас. Как помочь вам. Уточним детали.

– Вы думаете, этому делу дадут ход? Я поняла, Месье очень боится, что Людовик узнает о его грязных забавах. Людовик сам извращенцев терпеть не может.

– Подстраховаться не мешает, – заметил герцог, – В нашем-то славном королевстве так легко угодить за решетку, так легко потерять голову. Скажи, лицо твоего Шевалье все время оставалось под маской?