Пока еще они там разберутся. И поскольку Рауль общался со всеми этими людьми, нужны его комментарии.
– Пойду-ка я на разведку, – сказал Люк, – Вот только закончу портрет. Уже немного осталось.
– Долго ты Гримо вылизываешь, со мной быстро разделался, – сказал Оливье.
– Это когда как,- ответил Люк.
– Скажите, любезный Гримо, а кто сшил наши красивые банданы? – спросил Ролан.
– Наши женщины, – важно сказал 'любезный Гримо', – Катрин, жена Шарло-привратника и ее дочь, красотка Мари.
– Прелестный цветок из Сада Франции! – воскликнул Оливье, – Как же, видел я эту очаровашку! Гугенот, приметил прехорошенькую девчурку? Она вручила герцогу букет цветов со словами: ''Возвращайтесь с победой, монсеньор'', и герцог, как истинный рыцарь, галантно поцеловал ее ручонку.
– Да, помню, – задумчиво сказал Гугенот, – На тицианову ''Любовь Небесную'' похожа.
– Не может быть! – воскликнул Люк, – ''Любовь Небесная'' великого Веччелио Тициана – это идеал, мечта художника. Женщина, с которой ее писал Тициан, жила в прошлом веке.
– Напросись к Раулю в гости после войны и увидишь ''Любовь Небесную'' своими глазами, – сказал Гугенот.
– Напрошусь, непременно напрошусь!… – прошептал художник, – Знаете, когда я копировал эту картину, я просто-таки влюбился в девушку Тициана. Вы скажете, что я сумасшедший художник, что это невозможно, глупо, ребячливо.
– Обычная вещь для подростков,- заметил Гримо,- Есть у нас мраморная статуя, так и мой господин, граф де Ла Фер, когда-то сказал:
'Не женюсь, пока не встречу такую девушку, как Психея'.
– И как, встретил? – спросил Ролан.
– Но вы же сами ее видели. И вот еще что – в шелковую штору из самого Лувра была завернута статуя Психеи. А из луврской шторы и сшили ваши синие банданы.
– Мы что-то слышали от гасконца,- припомнил Оливье, – Вроде бы свадебный подарок Генриха IV.
– Именно так, – сказал Гримо торжественно, – Но подарок ''Короля-повесы'' был с намеком.
– На что же намекал Король-повеса?
– На то, что сердце прелестной невесты осталось по отношению к дарителю каменным, вернее, мраморным. Девушкой увлекся Генрих-король, но она обвенчалась со своим любимым, Луи де Ла Фером. А Генрих-король обладал чувством юмора и преподнес такой неожиданный подарок молодым. Ну а прелестная графиня – бабушка вашего предводителя.
– И вас еще называют Молчаливым! – воскликнул Ролан,- Вы такие бесподобные истории рассказываете.
– Я не всегда был молчаливым,- заметил Гримо,- В молодые годы я тот еще болтун был. А с вами хочешь, не хочешь, а разговоришься.
Люк показал законченный портрет.
– Пойду к герцогу. Как, добрейший Гримо, вас устраивает моя работа?
– Очень благодарен! – сказал си слабенький. Хотя Анри постарше меня, все же, думаю, физически я сильнее Вандома. Но тут ничего не поделаешь: приказ адмирала – неодолимая сила. Анри обиделся на герцога и закрылся в своей каюте.
И он упустил самое интересное – все собрались в кают-компании, горланили морские песни, гитары – морская и наша – переходили из рук в руки, не обошлось без выпивки. Я не пил. Сидели все гурьбой, разумеется, уже переодетые, и экипаж и пассажиры. Море успокоилось. Путешествие продолжалось.
А кое-какие повреждения быстренько устранили. Знаю, бывают штормы / нет, скажу по-морскому – шторма /, когда рушатся мачты. Но с нашими мачтами ничего не сделалось. Ведь они не откуда-нибудь, их изготовили из портосовских сосен, и, верно, мачтам передалась часть его Силы. И нам, победителям стихии, тоже!
ЭПИЗОД 19. Недописанная баллада.
Шторм был побежден. Пока участники борьбы со стихией обнимались, делились впечатлениями, экспромтом договаривались о совместной вечеринке в кают-компании, милый герцог вспомнил, как грубо он обошелся со своей малышкой. Герцог огляделся по сторонам, прикидывая, кого бы послать на разведку в адмиральскую каюту.
Ролан? Но Ролана окружили моряки, поздравляли с морским крещением, а барабанщик засыпал вопросами мореходов, в свою очередь, не умолкая, говорил о Сен-Мало, Деве Марии – покровительнице моряков в далекой Бретани, и матросы, растроганно внимая речам барабанщика, чуть ли не качать собрались де Линьета-младшего. Что они и сделали пару минут спустя – об этом Ролан скромно умолчал в своих мемуарах.
Рауль? Но Рауль договаривался о чем-то с помощником капитана. ''И я надеюсь, – говорил де Сабле, – Еще раз услышать в вашем исполнении песню о капитанах, всем она очень понравилась, а капитан, тот так и мурлычет ее, сожалея, что не запомнил слова''. – ''Вы очень любезны, господин де Сабле, но в ответ ждем ''Буканьеров''. И дальше хиханьки и шуточки насчет контактов с Береговым Братством – иначе, откуда же на ''Короне'' ямайский ром? ''Гитару не забудьте!'' – ''Куда ж я без нее' – 'Увидимся!' – 'Увидимся!'
Гримо? Да, решил герцог. Старый мой приятель выручит и на этот раз. А Гримо, облокотясь на кучу мешков, внимал рыжему великану Викингу – тот что-то шептал старику, отжимая свою косичку. Они обменялись условными сигналами и разошлись.
Тут Бофор и поманил к себе Гримо. Гримо ответил кивком – он снова перешел на язык жестов. Опасность миновала. Теперь без него отлично обойдутся. И добрый Гримо затопал к дочери Бофора. Вот что он увидел.
Бофорочка спала, не задернув свою занавесочку, закутавшись во все плащи, зажав в кулачке гипсового ангелочка, из тех, что продаются во всех лавках, торгующих церковной утварью. Она чуть ли не с головой накрылась этими плащами, только нос торчал и золотистая челка. А спала тревожно, во сне всхлипывала и вздрагивала.
Гримо огляделся. На знакомом столике лежала бофорочкина синяя бандана. Из-под банданы высовывался уголок тетради. В отчаянных ситуациях Гримо позволял себе сунуть свой длинный нос ''куда не следует''. Он осторожно вытащил тетрадь из-под синей банданы. Вот что прочел Гримо:
Мы стали старше, десять лет прошло,
Промчались дни отчаянных фрондеров.
Тебя Фрондерским Ветром занесло
В Вандомский парк мессира де Бофора.
Я удивляюсь, как ты мог сносить
Фрондерской куклы глупые капризы.
Мне этих дней вовеки не забыть…
Но ты уже тогда любил Луизу! х х х
Я за любовь боролась, как могла.
Де Гиш меня назвал ''мечтой фрондера''.