А через два дня Анна зашла к девочке в комнату, присела рядом на кровать.
– Спишь, Софьюшка?
– Нет… случилось что?
– Вот так вот, не Романова я теперь…
– Тетушка, как же я за тебя рада! ОН доволен?
Кивок головой. И совершенно ошалелые от счастья глаза. Ладно, будем надеяться, она к утру успокоится, а то с таким лицом и стукачей не надо. Хотя где уж без этих тварей?
Надо бы проконтролировать и убедиться, что им ничего не известно. А не то…
Софья понимала, случись что – она спокойно приговорит человека к смерти. И рука у нее не дрогнет. Чай, не младенцев безвинных убивать надо – сволочей, которые отлично знают, на что идут.
А значит, и не жаль. Но проверить ей это довелось куда как раньше…
Малашка довольно потерла руки.
За такое дело Милославский ей небось бешеных денег отвалит! Такие новости!
Царевна Анна непраздна! Да от кого! От Ордина-Нащокина!
Грех-то какой! Царевна, да без венца, нагуляла… ой-ой-ой…
Осталась самая малость. Как стемнеет, выбраться из терема, да в деревню, а там напроситься к кому в попутчики до Москвы – и бегом к Илье Милославскому, тестю цареву! Небось он рад-то будет важной весточке!
Она и не подозревала, что ее оставили в тереме исключительно с разрешения Софьи, которой проще было иметь под боком известных шпионов, чем искать неизвестное.
Захотел Милославский подкупить деревенскую девку – хорошо. Взяла она деньги от него – еще лучше. Принялась шпионить, даже не зная этого слова, – вообще великолепно!
Регулярно доносит сведения в деревню, куда раз в десять-пятнадцать дней приезжает незаметный такой человечек, якобы проезжает мимо, разговаривает с девицей и все рассказывает Милославскому.
Ну и пусть.
Малашка это даже и предательством-то не считала! Она же – симпатичная, умная, красивая, ну разве что немного рябая, но обаятельная. А ее в посудомойки! А какую-то шваль по помойкам набрали да воспитывают, платья у них не платья, туфельки не туфельки, ходят, носы дерут…
Твари!
Малашке и невдомек было, что за ней постоянно приглядывали. А носы драли специально. И проговаривались в ее присутствии тоже только по уговору и только о нужном. А то как же? Информация обязана быть… и слушал Милославский о занятиях, о том, какой лапочка Алексей Алексеевич, о наглости девок… но с этим-то придраться не получалось! Не к чему!
Зато уж сейчас…
Она бы век ничего не узнала, но Воин был чуть неосторожен, уговаривая Анну бежать с ним. А Малашка пришла за грязной посудой, так получилось. И подслушала.
Дверь скрипнула…
– Ц-царевна?!
Софья стояла в дверях, разглядывая девку с непонятным выражением. Выглядела девочка не очень убедительно, но за ней возвышался Фрол Разин с нагайкой, и улыбка у него была… оч-чень недобрая.
– Далеко ли собралась, девица?
– Далеко ли направляешься, красавица? – поддержал Фрол.
Малашка дернулась, заметалась и была перехвачена казаками. Софья только вздохнула. М-да, культуру шпионажа тут еще развивать и развивать. Неужели кто-то думал, что она ничего не узнает? Смешно даже подумать. Она-то проходила практику на стройке, в институте, потом в конторе. А сплетни – они процветали всегда и в любой среде. Хотя сейчас и без сплетен обошлись. Просто за служанкой постоянно приглядывала то одна, то другая девушка из Софьиных подопечных. Тренировали навыки.
И когда Софье донесли, что кухонная девка, та самая, которая на Милославского работает, чего-то сама не своя, словно ее мешком пришибли, а потом и что она собирается в бега – сложить ее поход на хозяйскую часть терема и визит Воина было несложно.
И Софья не ошиблась.
Через десять минут девица была крепко увязана и с кляпом во рту вручена Фролу.
Что с ней сделают казаки – Софья и знать не хотела. Доносчику первый кнут, а собаке собачья смерть. И то – не оскорбляйте собак, пожалуйста. Они до шпионажа не опускаются.