– Нет.

– Что?

Он ошеломленно выкатывает глаза. Впервые в жизни он попросил меня идти за ним, и я отказалась.

– Я не могу вернуться, – повторяю я. – И не хочу возвращаться. Я боюсь за тебя, Калеб. Боюсь того, что делает Блэквелл, и того, что он делает с тобой. – Я сглатываю слюну. – Боюсь, что тебе грозит опасность.

– Мне ничего не грозит, – отвечает он. – А вот тебе будет грозить, и единственный способ спастись – вернуться в замок со мной.

Предупреждение достаточно прозрачное, но я все равно отступаю. На миг я думаю, что вот это и есть настоящее мое испытание: проверка силы, проверка воли и умения преодолевать страх. Такая же реальная, как испытание в гробнице. Не Блэквеллом организованная проверка, но все равно вдохновленная им: заставить меня выбирать между лучшим другом и свободой, семьей и жизнью.

– Если ты со мной не вернешься, я не смогу тебе помочь. – Голос у него сдавленный, напряженный. – Что бы ни случилось, спасти тебя я не смогу – в этот раз. Ты понимаешь?

Я киваю. Да, я понимаю.

Он делает шаг вперед, сжимает мне предплечье – и быстро убирает руку, будто ему больше не положено меня касаться. И так оно и есть: это отказ от опеки, и я понимаю, что он отпускает меня. Освобождает. Что половина нашей жизни, проведенная вместе, кончилась. Дальше жизнь у каждого своя.

Он отступает, наклоняет голову в поклоне. Прощальном.

– Я скажу им, что потерял тебя. – Голос у него хриплый. В нем звучит то чувство, которое он от всей души презирает, которое изо всех сил пытается скрыть. – И это не будет ложью.

Вокруг меня снует народ, меня теснят и толкают со всех сторон, но я так ошеломлена, что не могу двинуться. Так сбита с толку, что ничего не могу – только стоять на месте. Смотреть, не видя, на кишащий вокруг люд и слушать отдающиеся в ушах слова Калеба.

Чья-то ладонь ложится мне на руку, и я вздрагиваю.

– Вот ты где! – говорит Джордж. Он стоит напротив меня, с ним рядом Джон и Файфер. – Что случилось? Мы оборачиваемся, а тебя нигде нет.

– Я… извините. – Я трясу головой, все еще не в состоянии думать. – Тут слишком пестро, – наконец произношу я. – Наверное, не в ту сторону свернула.

Джордж укоризненно цокает языком.

– Ладно, пошли. Пора бы нам на корабль.

Они с Файфер поворачиваются и идут по причалу. Но Джон остается, смотрит на меня, приподняв брови. Это вопрос.

Я могла бы сказать ему, что здесь был Калеб, могла бы посвятить его в наш с Калебом разговор. Но какой смысл? Это не изменит того, что я распрощалась со своим лучшим другом. Вероятнее всего, навсегда.

Снова на глаза набегают слезы, и я не даю себе труда их сдержать.

У Джона вдруг широко раскрываются глаза. Он понял.

– Он здесь? – Джон оборачивается, осматривая причалы. – Он был один? С ним еще кто-то?

– Да. Но нет… – У меня садится голос. – Он отпустил меня.

На лице Джона проступает растерянное и удивленное выражение. Потом он кивает:

– Пойдем.

Он слегка подталкивает меня в спину, ведя через толпу к сходням, где ждут Файфер и Джон. Смотрят на нас испытующими взглядами, но молчат.

Мы вчетвером идем по узким сходням. Наверху стоит бородатый широкоплечий пират с мечом в руке.

– Стоять на месте, – командует он, направляя острие меча Джону в грудь.

– Я хочу говорить с капитаном, – говорит ему Джон.

Пират хохочет:

– Все хотят говорить с капитаном, и я всех посылаю восвояси. Почему для тебя надо делать исключение?

– Потому что это мой корабль, – отвечает Джон. Я удивленно кошусь на Джорджа, тот пожимает плечами. – Надеюсь, это достаточный повод для исключения?

Пират вглядывается в Джона, потом широко раскрывает глаза и испускает рев:

– Джон Рейли! – Он хватает Джона за руку и втаскивает на палубу. – Как я сразу не понял! Ты же копия своего отца! Что ты тут делаешь? Только не говори мне, что решил сменить прямую дорожку добродетели на кривой, окольный путь излишеств!

Джон улыбается:

– Не совсем. Моим друзьям и мне нужно попасть в Апминстер. Гринвич-Тауэр.

Пират приподнимает брови: