я?
— Обещаю, Антон.
— Слово!
— Честное большевистское.
Перелет начинается
В четыре часа утра на аэродроме стало светать. Выглянуло раннее солнышко и осветило стройные очертания «Красной звезды», гордо стоявшей на специальной бетонной дорожке. Подъезжали авто, из них высаживались провожающие. Чувствовалось какое-то по-праздничному приподнятое настроение. Все любовались прекрасным самолетом.
Рассказывались интересные подробности о внутреннем оборудовании самолета. Герметическая кабина с наглухо завинчивающимися люками представляла собой уютную лабораторию, где была предусмотрена каждая мелочь. Баллоны с жидким кислородом и концентрированным топливом были остроумно размещены в крыльях. Несмотря на свой солидный вес, они не загромождали самолета.
Наибольший интерес у специалистов вызывал мотор с нагнетателями и винтом с переменным шагом. С помощью специального приспособления пилот мог из кабины увеличить или уменьшить поверхность крыльев по своему желанию: благодаря этому самолет, попав в разреженные слои атмосферы, не теряет мощности мотора и, сложив большие крылья, нужные ему для взлета, может двигаться с невероятной скоростью.
Журналисты ловили замечания специалистов и спешно заносили их в свои блокноты. Особый интерес представлял самый момент взлета. Для того чтобы поднять тяжелый самолет в воздух, помимо основного мотора «ПШ-7», на самолете имелся реактивный двигатель короткого действия. Цель его — преодолеть инертность полетной массы самолета, выбросить его в воздух, где дальше уже потянет безотказно обычный мотор «ПШ-7». В двигателе должны были действовать сконцентрированные реактивы: этиловый спирт и чистый жидкий кислород. Действие последовательных взрывов в ракетах двигателя было рассчитано всего лишь на четыре с половиной секунды, но это должно было обеспечить самолету при отрыве от земли скорость до 200 метров в секунду.
Художники делали последние зарисовки. Фотографы яростно щелкали затворами аппаратов. Кинооператоры с азартом вертели ручки.
Молодой человек ломился через толпу собравшихся, неловко задел за плечо Шэн. Та обернулась:
— Осторожней!.. Башметов, это вы?
Башметов разинул рот:
— Миллион извинений!.. Я не опоздал? Они уже приехали?
Тут же он прицелился небольшим фотоаппаратом в группу пилотов, стоявших у самолета и беседовавших.
— Впрочем, они, вероятно, еще спят… Им предстоит пробыть сорок часов в воздухе.
Башметов опять прицелился аппаратом:
— Готово!
— Да вы что, Башметов, фоторепортер, что ли? — спросила Шэн волнуясь. — Загородили мне, и я ничего не вижу…
— Сто миллионов извинений, Татьяна Иосифовна! — взмолился Башметов. — Но ведь момент-то какой! Достоин увековечения в стихах и прозе, в красках и в мраморе. Вы только подумайте: большевики вместе с «Красной звездой» штурмуют небо над Огненной Землей! А? Стихи! Рифма! Эпос!
Шэн засмеялась:
— Плохая рифма!
Но Башметов, не слушая, уже ломился дальше, ближе к самолету. Тут Бутягин пробрался к Шэн и взял ее под руку:
— И мы поближе… Видали, Башметов-то наш? Фототалант обнаруживает. Не подозревал, знаете, за ним такой прыти.
Провожавшие аплодисментами приветствовали прибывших в автомобиле Лебедева и Гурова Они были одеты в теплые шлемы и специальные костюмы. Придвинулись близкие друзья. Лебедев сердечно прощался, обнимал, жал руки, принимал цветы, благодарил, опять обнимал:
— Родненькие, не забывайте! Радируйте, молнируйте… Скоро вернусь… Тогда встречайте…
Очень близко он увидел Лику и Голованова:
— Ваня, помни насчет букета… Поглядывай…
— Есть поглядывай, Антон Григорьевич! Счастливого пути!
Лика протянула Лебедеву пышный цветок:
— Мы для вас, Антон Григорьевич, розу достали.
Очень искренне ответил Лебедев:
