или неестественной, быстрой или медленной, мучительной или милосердной. Ей равно чужды мораль, культура, этика, чувства и эмоции. Единственное, что всерьёз способно бесить мою жену, так это когда люди играют со Смертью…

– Даю слово, – тихо произнесла золотоволосая Хель.

Этого было достаточно. Никакая сила на том и этом свете не могла бы заставить Смерть нарушить клятву. И я не знаю никого, кто вообще рискнул бы лезть к ней с запретами…

– Ты удовлетворён, о муж мой?

– В каком смыс… упс, извини, – на миг сбился я. – Да, мне достаточно твоего слова.

– Тогда дай мне поговорить с дочерью.

– Хорошо. Ты спустишься со мной вниз, во двор, или нам двоим подняться сюда?

– Я спущусь, – после минутного размышления решила богиня.

Она привычно взяла меня под руку, и мы лёгким шагом, словно двое счастливых влюблённых, переживая всплеск второй или третьей молодости, пошли вдоль стены, а там по ступенькам вниз, мимо неподвижно замершего мира. Это странное ощущение, но не сказать чтобы такое уж непривычное. И хотя любого другого само прикосновение к богине смерти убило бы на месте, но сейчас Хель помнила о том, кем мы были друг для друга раньше…

Я уже дважды или трижды проходил через подобное. До рагнарёка почти все скандинавские боги умели останавливать время. Просто не все этим пользовались, они искренне считали себя вечными, а значит, выше всего этого. За что и поплатились в рагнарёк…

Кое-что до сих пор умеет наш Эд, но у Смерти в этом плане куда больше практики и возможностей. И не потому, что ей нравится власть, Хель никогда не нуждалась в самоутверждении, просто не хотела, чтобы хоть кто-нибудь мешал нашему семейному разговору.

– Она спит?

– Видимо, да. – Я опустился на одно колено, гладя задремавшую Хельгу по волосам и стараясь не обращать внимания на весь замерший мир. – Это от стресса, чистого воздуха, переизбытка эмоций и…

– …и того, что девочка всё-таки здорово навернулась, – сухо заключила моя бывшая супруга.

Мы не разведены официально, но считаем тактичным не напоминать об этом друг другу. Хотя, между нами, мы и не зарегистрированы ни в одном загсе. Но у древних богов порой одного поцелуя достаточно, чтобы объявить о свадьбе. А у нас было нечто большее, чем поцелуй…

Теперь же каждый из нас пользуется практически неограниченной свободой от уз другого, и наша дочь является той единственной ниточкой, которая нас связывает. Не будь её, кто знает, как быстро моя голова украсила бы зал боевых трофеев богини смерти.

– Я заберу её, пока малышка спит.

– А что ты ей скажешь, когда она проснётся в Ледяном аду?

– Вот не надо ля-ля, смертный. У меня там, между прочим, куда уютней, чище и нет таких сквозняков, как в твоём драгоценном замке!

– Да неужели?

– Хочешь проверить?

– Предпочту поверить тебе на слово. – Мне пришлось уступить. Будить ребёнка прямо сейчас, наверное, действительно не стоило. – Подожди меня тут.

Быстро сбегав наверх, в комнату Хельги, я забрал её розовый рюкзак, потом метнулся к себе, нашёл за кроватью блокнот и ручку, сел на пол и быстро написал короткую записку:

«Лапка моя, ничего не бойся. Ты в гостях у своей мамы, она тебя не обидит. Следуй её советам, она плохому не научит».

Подумав, я зачеркнул последнее. Хель намерена учить её именно плохому.

«Завтра жду тебя дома. Целую и люблю!»

Наверное, надо было как-то подписаться. Твой папа Ставр? Ставр Белхорст? Просто твой папа? Не знаю, как-то слишком сентиментально всё это, что ли…

И так сойдёт. Я сунул записку в рюкзак, забросил его на плечо и быстрым шагом вернулся во внутренний двор. Хель терпеливо ждала меня у конюшни рядом со спящей на сене дочерью.

– Вот, это её.

– Думаешь, у меня нечем накормить или не во что переодеть девочку?