– Ох.

– Гош, уведи её, – скомандовал бабушкин друг.

Фонари тут же скользнули в стороны, и картинка спряталась в темноте. Жаль, что нельзя так же стереть её из головы.

Никаких перчаток не было. Присыпанная пылью, съёжившаяся и усохшая кожа давно утратила схожесть с человеческими руками. Не было и кучи тряпья, просто истлевшая ткань мало чем напоминала одежду. И откуда здесь взяться детской игрушке с курчавым мехом? Это волосы. Голова. Он лежал лицом вниз.

Я снова сидела на чурке возле бывшей поленницы, псионники суетились вокруг находки. Илья разговаривал по телефону, макушка Гоша едва выглядывала из ямы, Эми светила ему фонариком.

– Смотровая яма, – вынес вердикт парень. – Наверняка здесь раньше гараж стоял.

Они были слишком деятельны, слишком равнодушны. Останки парня для них улика, вещь, но не более. В империи с детства прививают уважение к мёртвым. Я не исключение. Моя бабушка оставила его без погребения. Сбросила в яму, как мусор, и забыла. Это не укладывалось в голове.

– Бюрократы, мать их, – Лисивин выругался и убрал телефон. – Вынь да положи им Станина. Без прямого распоряжения бригада и с места не сдвинется, – специалист спрыгнул к Гошу, под его ботинками что-то хрустнуло.

– Вытаскиваем, – скомандовал специалист.

Я отвернулась.

– Чёрт, – выругался Гош, – расползается. Давай по частям.

– Держи тут, – столичный специалист вылез обратно. – Подавай. На меня. Так. Осторожно, развалится же к чертям собачьим.

– Фу, – Эми тоже была не в восторге от находки. – Куда его теперь?

– Решать вам, – Илья пожал плечами, – отчитываться перед начальством тоже.

– Наше начальство неизвестно где шатается, – сказала девушка.

На лице Гоша отразилась борьба, скорей всего, между правильным и тем, что выбрал бы Демон. Псионники словно по команде повернули головы к машинам.

– Э, нет, – Эми возмущённо загородила авто от взглядов. – Это вы в мою машину не положите. Ясно?

Гош оглядел воинственно настроенную девушку и согласился:

– Ясно. Тогда остаётся…

Методом исключения транспортное средство осталось одно. Если кто-то надеялся, что возмущённый таким самоуправством Демон быстренько вернётся и надаёт подчинённым по шее, то зря. Ничего не произошло ни когда они заворачивали тело в чехол с заднего сиденья, ни когда укладывали его в багажник, ни когда громко заурчал мотор.

Ещё несколько минут псионники потратили на препирательства по поводу пункта назначения. Илья настаивал на Ворошках или, в крайнем случае, Заславле, Гош рвался в Инатарские горы.

В «нигде» было странно. Ни хорошо, ни плохо. Он не знал, как правильно называется это место, но ничего другого не приходило на ум.

Кто он и что здесь делает?

Кругом стоял туман, сгустившийся влажный воздух. Делаешь вдох и тонешь. Плохое ощущение. Голова не хотела поворачиваться, усилия, которые он прилагал, не окупались. Тело требовало покоя, тихой, сладкой неподвижности.

Оставаться на месте нельзя. Ещё одна странная мысль, будто пришедшая извне.

Поднять ногу. Опустить. Ещё раз. И снова. Надо идти вперёд. Сквозь туман стали проступать тени. Понятия расстояния и времени ничего не значили, обычный набор звуков, не подкреплённых картинкой, но он понял, что «нигде» разное.

Тёмные пятна, высокие и низкие, тонкие и толстые, изогнутые и прямые. Слова пробуждались в голове и бесследно исчезали, он не знал, какие из них правильные. Он поднял отяжелевшую руку и попытался схватить одну. Странно, но ему удалось. Пальцы сомкнулись на чем-то влажном, шершавом и тоненьком. Уже не просто слова, ощущения.

«Ветка, – всплыла мысль-воспоминание, – на ней должны расти листья. Цветные», – он провёл ладонью вдоль прутика. Мелькнувший образ причинил почти физическую боль. Почему всё серое? Здесь нет цвета! Он вспомнил это понятие. Но здесь его нет. У него что-то с глазами? Тело тут же отреагировало, рука поднялась к голове. Потрогать! Узнать! Ощутить! Туман всколыхнулся и надавил на руку, да и на всё тело, пытаясь заставить его опуститься.