чтобы не задеть трубки – одна крепилась к руке, через вторую в нос поступал кислород, а третью, как он знал, иногда фиксировали у мамы на грудной клетке – через нее во время сеансов терапии в маму закачивали ярко-оранжевые лекарства.

– Ну, как дела у моего Конора? – спросила она, вытянув тонкую руку, чтобы расчесать пальцами его волосы. Он разглядел на ней желтоватый кружок вокруг того места, куда вводился катетер, и маленькие фиолетовые синяки на внутренней стороне локтя.

Но она улыбалась. Улыбалась устало, измотанно, но все же улыбалась.

– Знаю, смотреть на меня – страх один, – сказала она.

– Вовсе нет, – не согласился Конор.

Она снова расчесала пальцами его волосы.

– Думаю, ложь во благо можно и простить.

– У тебя все хорошо? – спросил Конор, и хотя в определенном смысле его вопрос был абсолютно смехотворным, она поняла, что он имеет в виду.

– Видишь ли, сынок… – начала она. – Парочка средств против моей болезни подействовала не так, как хотели врачи. И эта врачебная неудача обнаружилась раньше, чем ожидалось. Если только тебе это о чем-нибудь говорит.

Конор покачал головой.

– И мне тоже ни о чем, совершенно, – призналась мама. Он заметил, что ее улыбка стала натянутой и что мама сохраняет ее с трудом. Она глубоко и прерывисто вдохнула, будто сдерживая рыдания.

– Я надеялась, что болезнь будет развиваться медленнее, чем сейчас, милый, – сказала она слабым голосом, таким слабым, что желудок Конора сжался еще сильнее. Он неожиданно для себя порадовался, что после завтрака больше ничего не ел.

– Но есть еще один способ, который врачи собираются опробовать… Они хотят дать мне лекарство, действие которого приводит к хорошим результатам, – сказала мама все тем же ослабевшим голосом, но вновь улыбаясь.

– А почему они раньше его тебе не давали? – спросил Конор.

– Помнишь, как мой организм реагировал на препараты, которыми меня лечили до этого? – спросила мама. – Как у меня выпадали волосы, как меня тошнило?

– Конечно.

– Так вот, это лекарство они дают в случаях, когда остальные действуют не так, как нужно, – рассказала она. – Возможность перейти на него была всегда, но они надеялись, что этого вовсе не придется делать. – Она опустила глаза. – А еще надеялись, что не придется переходить на него настолько быстро.

– Это значит, что уже слишком поздно? – спросил Конор. Слова сорвались с его губ до того, как он понял, что говорит.

– Нет, Конор, – быстро ответила мама. – Не надо так думать. Не поздно. Никогда не поздно.

– Ты правда так считаешь?

Она снова улыбнулась.

– Я верю в каждое слово, которое произношу, – ответила она слегка окрепшим голосом.

Конор припомнил слова монстра. Вера – это половина выздоровления.

Ему по-прежнему казалось, что он не может вздохнуть, но напряжение начало потихоньку спадать, спазм в желудке стал проходить. Мама, заметив, что он слегка расслабился, взяла его ладони и начала их растирать.

– Есть и по-настоящему интересные новости, – сказала она куда более оживленным голосом. – Помнишь то дерево, что растет на холме за нашим домом?

Конор широко распахнул глаза.

– Так вот, представляешь, – продолжила мама, не обращая внимания на его реакцию, – то лекарство делают из тисовых деревьев.