И плачу, стою, слезы размазываю… стою и размазывю…
– Зося! Зося, ты…
Еська подскочил и по спине ляснул.
– Живая!
Я кивнула. Говорить не могла… живая… и вправду живая… стою… дышу… а косу подпалило… как я без косы… куда без косы…
И разревелася.
– Ну ты чего, Зослава… ты чего… – Еська ажно растерялся, обнял как-то… как сумел. Отвернул. – Не гляди туда… не надобно… расскажи, чего случилося… а и не гляди…
Куда не глядеть?
На пятно?
На человека, иль на тое, что с этого человека осталося… лежит, скукоженный, косточки обсмаленные… кафтанчик тот сразу полыхнул… и волосьев не осталося… а у меня коса паленая. Горюю вот. От него вовсе не осталося ничего, один только перстенек на мизинчике уцелел… с камушком синим, гладеньким, как тот…
Сам виноватый.
И как оно получилось? Щит-то лопнул… мой щит лопнул от белого жара… и я б сама… а он… как вышло, что живая я?
Или…
Я сунула руку в кошель, и половинка клятое монеты сама в руку скользнула. Опалила пальцы. Вот же ж… и значится, она?
Или…
Я в Еськино плечо носом уткнулася и сказала тихо:
– Не сам он… научили…
– А об этом, Зослава, – Фрол Аксютович меня развернул, – вы нам подробненько расскажете в месте более для беседы подходящем. Архип, приберись тут… и этих любопытных в шею гони. Хватит.
А про то, чего хватит, и не сказал…
Глава 33. Последняя
Она ждала.
Они всегда ждали, и маялись, и доводили себя до слез порой, что было ему вовсе удивительно. И еще завидно. Ах, если бы ему было дозволено испытать хоть малую толику той страсти, которой пылали ее глаза.
– Здравствуй. – Она вскочила. – Я тебя ждала. Испугалась, что не придешь…
А ведь она старше прочих.
Не девочка уже.
Магичка.
Ученая.
И ей бы понять, что не бывает такой вот внезапной любви. Ей бы заклятье прочесть, обереги взять и… быть может, изловчиться и поймать проклятую его душу.
Или тело.
Тело бы хорошо сжечь, а пепел – по ветру развеять, тогда, глядишь, и не сумела бы матушка вернуть его. Он так устал возвращаться.
Но нет.
Улыбается. И щеки пылают болезненным румянцем. В глазах – туман. В тумане – собственное его отражение, в которое он глядится, пытаясь понять, которое из имен – настоящее.
Сколько их было…
Узнать бы.
Уйти.
– Я пришел. – Он позволил ей поцеловать себя. И поцелуй этот был далеко не целомудрен. Конечно, смешно ждать, что в ее-то
