Я глядела.

А она… она кивнула. И лицо руками закрыла.

– Ты, никак, не радая…

– Уходи, – взмолилась Люциана Береславовна. – Уходи, пожалуйста…

– Уйду. Я ж всегда ухожу. Мир ваш, конечно, интересен, да только подобным мне в нем неуютно… а ты объясни девочке, кто я. Видишь, мается.

Люциана Береславовна сглотнула только. Но не послушать тварь не посмела.

– Дух это… проклятый… когда-то был человеком. Магом. Сильным.

– Некромантом, – уточнила тварь.

– Очень сильным, – она будто и не услышала. – Настолько, что сумел после смерти в мире этом задержаться…

– Искал, понимаешь ли, элексир, способный излечить от всех болезней… в ирии меня точно не ждали…

– …он многих убил…

– Какая наука без сопутствующих жертв? Это мелочи… зато получись у меня, скольких я бы спас? Сотни людей. Тысячи!

– …и поэтому сам боялся смерти.

– Не боялся, Люцианушка. Просто… смерть – это очень нефункционально. И обидно. Понимаешь, когда ты стоишь на пороге величайшего открытия, а у тебя сердце прихватывает. Не успел немного. К чести моей, могу сказать, тогда я искренне полагал, что панацеум – возможен…

Бабкины черты поплыли.

На миг.

Проглянуло из них чужое лицо. Злое? Нет. Усталое? Не знаю. Чужое и все.

– Вот и пришлось сменить тело, а там еще одно, и еще… оно, конечно, не совсем та жизнь, к которой я привык. Многое видится иначе. Ваши заботы, хлопоты, проблемы надуманные. Вы не понимаете истинной ценности своего существования. Это забавно…

Глаза у него иные.

Будто в меня смотрит. Вовнутрь. И щит оному взгляду не помеха. Смотрит и перебирает, копается, мол, чего в тебе, Зославушка, хорошего есть?

– Его удалось изгнать… запечатать… на время…

– Пока одна глупенькая магичка печать не сломала. Да, Люцианушка?

– Ты… меня… обманул!

– В чем же? Разве не исполнил я в точности, что обещал?

– Ты… Нет. С ним нельзя разговаривать. Его нельзя слушать. Зослава, что бы он ни сказал… он солжет…

– Разве? – Тварь наклонилась. – Солгу? И в чем же? Ты хотела жить… ты так хотела жить… и ты жива. Это ли не чудо? Твоя племянница… ты молила и за нее… она ведь тоже жива? А что до прочего, то… я исполнил, что ты просила. А чего не просила – извини…

И вновь захихикала.

Люциана Береславовна прикусила пальцы, до того ей хотелось ответить. А я молчала… еще одна тайна? Чужая. Темная, что зимняя ночь. Не хочу.

– Ты просила, чтоб виновный скончался в муках? Разве я виноват, что ты не того виновным сочла? Если разобраться, твоя сестрица была очень честолюбива. Возжелала занять престол? Для того и о чести забыла, и о совести, а как не вышло, стала плакаться, что ее снасильничали. Клевета… за то и была наказана. А ты, Зославушка… у тебя появится шанс спасти старушку… она славная… а что оступилась, так с людьми сие случается частенько. Неужто не жаль тебе родную бабушку?

Теперь голос его сделался звонким, девичьим.

А из бабкиного глаза выкатилась слеза. Красная.

– Я дам тебе шанс… меня призвали… подчинили… не люблю принуждения… тем более, когда тот, кто подчиняет, полагает, будто он – самый умный. Частая ошибка, Зослава. Не повторяй ее.

Я себя особливо умною никогда-то не считала.

И ныне лишь кивнула.

Отступила.

Что оно попросит?