устроилися… а вот Третьятушка только-только шестнадцатый годок разменяла, самое оно время сговориться.

Многого не дадут, но если спорный лужок уступят, то и ладно.

Правда, девка без дару, скоро состарится, но… это ли беда? Одну жену схоронит, другую сыщет, коль охота будет…

Ксения Микитична потерла глаза.

Об чем она думала?

Ах да, о старухе, которая, губы вытянув, пила кофий из блюдечка. Шумно вздыхала. Всхлюпывала. И девка у ней такая же… велика и безголова… только куда порошок заветный подевала? Ах, до чего ладно вышло бы… отрава не отрава… просто прах.

Пепел.

…одной крупиночки хватило бы…

– …и вот она меня попрекает! – с обидою сказала старуха, имя которой Ксения Микитична все никак не могла запомнить. А вот Выхвятиным написать надо будет, и поскорей, потому как тяжко, томно… и дышать вновь нечем…

– Говорит, мол, что я несправедлива, – старуха качает головой, и Ксения Микитична тоже, сочувствие выражая, хотя нет ей дела до старушечьих дел.

И до внучки ее.

…упрямая девка. Как вышло, что не исполнила она просьбу?

…ведь не просто так Ксения Микитична просила… родовой дар… забытый… сокрытый… о нем и супруг дорогой не ведал, да и тятенька позабыл.

Спасибо матушке, рассказала.

Научила.

Только всего дара не хватило, чтоб отвадить супруга от азарской потаскухи. Ах, если б не изменил, если б не бросил… разве была она плохою женой? Разве не блюла себя? Не следила за хозяйствием? Была не учтива? Не добра?

…а девка все одно не исполнила… должна была… вот старуха мигом на дар отозвалась… с первой же встречи… только зачем Ксения Микитична…

…сестрица.

– Мол, он и силен… и разумен… и всем хорош… любовь глаза застила. Может, конечне, и хорош, да мнится мне, ничего она не разумеет! Заморочил он ей голову… от как вам, дорогая Ксения Микитична!

Ксения Микитична важно кивнула.

Медленно.

Ох, тяжела голова… должна была девка исполнить… за-ради Игнатушки… за-ради своего желания замуж выйти… взяла ведь кошель.

Спрятала.

А всего-то надо было – щепоть на одежду кинуть… одной крупинки хватило б… слово заветное… кровь жертвенная… Ксения Микитична самолично петуха черного резала.

Грязная работа.

И петух, скрученный, спеленутый так, что только головой и мог крутить, квохтал, и никак не желал ложиться на камень. А после и дергался долго.

Кровь лилась.

Испачкала новый летник.

От рук не отмывалась, запах въелся в кожу… правда, кожа стала бела и мягка. Удивительно.

Нет, Ксения Микитична все верно сделала. И слово произнесла правильно, и рисунок петушиною кровью вычертила аккуратно, один в один, как на той странице, которую дорогая сестра подарила…

…и книгу подарит, никуда не денется.

– …сам же тать… душегубец… сначала вот вас едва не погубил, а после и девочку мою… небось надобно богатствие ее…

Какое богатство?

Поместье, царицей дареное? Так оно само денег требует на содержание… дворня? Людишек продать можно, да многого за них не выручишь.

Жемчуга старушечьи?

Тоже дареные. Небось азарский царевич постарался для своей невестушки и родни ейной. Интересно, неужто не донесли ему про то, что другой у девки на сердце? И ладно бы с ним, с сердцем, кто и когда про этое думал, замуж выдавая, но ведь гордый же