нашего медведя… будем новый номер ставить.
– Так задерет же.
– Задерет – невелика потеря. А ты, парень, постарайся, чтоб не задрал.
Медведь был голоден.
И слаб.
Он, доставшийся Рябому выигрышем в кости, давно уже жил с людьми, привык к ним, слабым, но все ж пленившим его… некогда медведь ездил в зверинце, и та жизнь была сытой и спокойной, пожалуй, почти счастливой.
Но зверинец разорился. И медведь сменил хозяев.
Он выучился плясать и кланяться.
А после – драть собак на спор. И выдержал не одну травлю, приловчишись избавляться от зубастых тварей быстро. Он даже получал наслаждение, раздирая их на куски.
Жаль, люди были куда более осторожны.
Но времена прошли… он ослаб. Оглох. Утратил два зуба и глаз, выдранный особо наглою живучей тварью. И медведь знал, что скоро жизнь его закончится.
…мальчишка стоял.
Близко.
У него не было ни палки, ни кнута, удары которого раздирали истончившуюся шкуру. Его не заслоняла железная решетка… и медведь заворчал.
– Ну-ка, Найденыш… давай пляши… а ты, Старик, чего смолк?
– Так… – Старик втянул голову в плечи и ниже склонился к углям. – Задерет же…
– Глядишь, и не задерет… давай, парень… покажи, на что способен.
…один карман со деньгами… другой карман с орехами… барыня ты моя…
Кнут вспорол кожу на плече, отворяя кровь… и медведь, ошалевший от голода и ярости, от близости сладкого мяса, поднялся на задние лапы…
…он шагнул навстречу зверю.
И заглянул в пустые глаза его.
Он вдруг услышал…
…лес.
…поляну. Огонь, враждебный лесу. Слабое сердце Старика, которое еще трепыхалось в груди, хотя давно следовало бы ему остановиться.
…медведя.
Он знал, как поведет себя зверь. И не только знал, но и сумел подчинить себе слабый звериный разум. Ярость? Она погасла. Голод? Его легко было забрать…
…барыня ты моя…
– Вот, погляди… а ты говорил, не сумеет, – голос Рябого доносился словно бы издалека. – Ишь, как пляшут…
…барыня ты моя…
Евстигней тихонечко напевал, покачиваясь со стороны в сторону. И тварь с той стороны щита тоже покачивалась. Она наклонилась, приоткрыла пасть, и из нее стекали нити слюны.
Глаз потемнел.
А шкура светилась…
– …сударыня ты моя…
– Евстигней, – я схватилась за недошитое плечо и тряхнула. – Очнись.
Может, душа и выскочит из тела со страху, зато тело это останется под щитом. А то ж, чую, станется с Евстигнея выйти сплясать с тварюкою.
Он скривился.
– З-зося…
– Я. – Пальцы с плеча убрала. – Извини, но…
– Я уснул?