самых кишок. Новый срок нам теперь дадут, Тим. Или чево хуже придумают. За торгашами не заржавеет. Не зря же нас в кутузку посадили. До этого-то мы в подвале жили вместе с другими работниками.

– Придумают чево хуже, эт наверняка, – с тоской в голосе сказал Чур. – Игнат уже заявил, что отправит нас на арену драться. Мол, будете знать, как тела павших бойцов осквернять. А чево мы оскверняли? Мохнатую лапу подобрали и все. Уже отрубленную, между прочим. Ее бы все равно осьминоги или крысы утащили. Им можно, а нам нельзя? И где здесь правосудие? Сплошной беспредел.

Он смотрел прямо на Тима, и тот поддакнул:

– Да уж. Беспредел, конечно.

– А ты, Тим, сам-то из каковских будешь?

– Я из лесных людей.

– Из «лесных»? – Чур покосился на Михася.

– Что, не слышали о таких?

– Как же, слышали, – со странной интонацией произнес Чур. – А за чё чалишься?

– Ты о чем? – не понял Тим.

– За чё, базарю, сидишь тут? Почему не на воле?

Тим замялся.

– Да я, в общем-то… Монеты я задолжал маркитантам. Теперь драться на арене заставляют.

– Эт мы видели. И чё, обещают отпустить?

– Пока нет.

– И не отпустят, – сказал Михась.

– Не отпустят, – согласился Чур. – К ним попал, как в паутину. Будешь драться, пока не убьют.

– А если не буду драться? – спросил Тим.

– Тогда дворовому дереву скормят.

– Ну, это мы еще посмотрим.

– Скормят, скормят, – сказал Михась. – И скажут, что все по закону. А на самом деле – беспредел. Мы за неделю навидались тут.

У Тима резко испортилось настроение. Надо же… Нет, у него уже появилось подозрение, что маркитанты могут его обманывать. Но не до такой же степени. Надо завтра с утра с Гермесом переговорить.

– Давайте спать, мужики, – сказал Чур. – Утро вечера мудренее. Бог не выдаст, болотник не съест.

Два смутных силуэта, еле различимых в слабом пепельном свете молодой луны, прокрались вдоль ограждения и исчезли, растворившись в тени дворового дерева. Наверное, даже с трех-четырех шагов никто бы не заметил на фоне толстого ствола эти уродливые фигуры, замотанные в грязные тряпки, если бы не отчетливый запах разлагающегося мяса. Специфический запах, издаваемый заживо гниющими телами, покрытыми нарывами и язвами – телами дампов.

– Убош, я шэго-то боюшь, – неразборчиво прошептал один из мутантов с головой в форме косого параллелепипеда. – Уж больно штгашно…

– Шэго ты боишша, балбеш? – отозвался второй дамп.

– Дегева боюшь, Убош. Вишь, как лианы шевелятша?

– Это не лианы, а их тени, – сказал Убош. – Лианы до наш не доштанут. Мы же вешером видели – они вышоко вишэли.

– Так то вешегом было. Вдгуг они уже отгашли?

– Балбеш ты, Шуб. Как лианы могли так быштро отрашти? Думаешь, маркитанты дураки? Они же шами тут ходят. Они бы их давно обрежали.

– А вдруг жабыли обгежать? И вообшэ…

– Шо вообшэ?

– Жгя мы шуда лежем. Убьют наш магкитанты. Лушше бы вернулиш и доложыли Бужыгу. Бужыг умный, он бы…

– Хошешь шкажать, шо я дурак? – прошипел Убош.

– Да нет, Убош, ты шо? Я же…

– Вот и жаткниш, балбеш! Жабыл, шо Бужыр про тебя шкажал? Шкажал, шо ты должен шмыть вину кровью. А? Жабыл?

Шуб шмыгнул носом и промолчал. Конечно же он не забыл обещания вождя «мусорщиков» отдать его в жертву плющу-удаву.