– Ну, смотри. Я на тебя надеюсь, – сказал охранник, снимая с пояса связку ключей. – Вот мы и пришли. Отдыхай, Спартак.

Однако сразу отдохнуть не удалось. В клетке Тима ожидал настоящий сюрприз в виде двух незнакомых мужичков в грязной и окровавленной одежде. Точнее, самих-то мужиков Тим раньше встречал – это были те самые работяги, которые утаскивали с арены трупы погибших гладиаторов. Но увидеть их в собственной клетке не ожидал. Хотя, разумеется, никто ему не обещал, что в клетке он будет жить один.

– Что вы тут делаете? – по-хозяйски спросил Тим, едва Хряп отошел, закрыв дверцу на здоровенный висячий замок.

– А ты чё? – лениво отозвался один из мужичков. Он сидел на корточках у стенки, но даже в таком положении казался очень высоким – настоящим дылдой. – Твоя, чё ли, клетка?

– Я – гладиатор, – с апломбом заявил Тим. – Я здесь живу.

– Мы тоже здеся живем, бляха-муха, – с сегодняшнего вечера. А то, чё гладиатор – знаем. Видели, как ты Тарзана ухайдокал. Молодец, Спартак.

– Спасибо, – сказал Тим. – Вообще-то меня Тимом зовут. А Спартак – это Игнат придумал.

– Он всем придумывает, чтоб покрасивше было. Но нам без разницы, Тим или Спартак. Тим даже лучше, потому что короче. Меня вот Чуром величают, а его Михасем. – «Долговязый» показал пальцем на второго работягу, сидевшего рядом с ним. – Вот и познакомились.

– Так вас что – недавно сюда посадили?

– Недавно, – сказал Чур. – Наказали, бляха-муха, ни за чё.

– А чего случилось-то?

– Лапу на арене подобрали. Без спросу. Хотели вечерком на костре зажарить. А Игнат, сука, засек. Вот и загремели, бляха- муха. А лапа-то даже и не целая была – так, половинка.

Тут до Тима кое-что дошло.

– Это Тарзана лапа была? – спросил он. – Та, что я отрубил?

– Ну да, та самая. Всего-то паршивый кусок дерьмового мохнача. А нас сразу под замок.

– Строго у вас, маркитантов, – посочувствовал Тим. – Чуть что – сразу в клетку. Даже своих.

– Какие мы свои?! – с возмущением воскликнул Чур. – Ты чё, нас за торгашей принял? Нет, ты только подумай, Михась! Вот же бляха-муха.

Он поднялся с корточек и агрессивно набычился. И даже, как заметил Тим, сжал кулаки. А еще Тим заметил, – лишь сейчас, потому что в клетке было почти темно – что Чур одет в его рубаху. В эту самую… ага, гимнастерку.

– Рубаху мою сними, – сказал Тим.

– Че-аво?

– Сними гимнастерку и отдай мне. Она моя.

– А хо-хо не ха-ха?

Тим не понял, что сказал Чур. Но понял, что тот над ним насмехается. Поэтому сжал кулак и показал его наглецу. А чтобы не возникало сомнений, добавил на словах:

– Дам в лоб один раз, и будет тебе «хо-хо».

– Не хами ему, Чур, – проговорил Михась. Он был ниже ростом, чем приятель, и при этом заметно толще. А голос – низкий, скрипучий и усталый, выдавал солидный возраст его обладателя. – Он самого Тарзана завалил, а тебя одной правой размажет. Сними гимнастерку и отдай.

– Зачем ему она, жлобу? – недовольно протянул Чур. – Он, вон, в панцире. А моя вся в дырьях…

Бормоча это, он, тем не менее, расстегнул пуговицы и начал стягивать гимнастерку через голову.

– Ладно, – сказал Тим. – Так и быть, носи. Я не жлоб.

Сравнение с Гермесом ему не понравилось. А еще он вдруг подумал, что не стоит ссориться с новыми знакомыми. Показал им силу – и достаточно. Лучше поговорить с ними о том, о сем. Ведь он так мало знает! А одежда у него есть. В панцире даже безопаснее.

– Вот это – другое дело, – довольно заявил Чур. – Всегда надо делиться с товарищами. А то сразу – отдай. Да еще маркитантами нас обзывать.

– Он нас не обзывал, – сказал Михась. – Откуда ему знать, кто мы такие?

– Тоже верно, – согласился Чур. – Нет, Тим, мы не маркитанты.

– А кто?