Щены сразу успокоились, прекратили рваться к нарушителю детского спокойствия. Я почувствовала, как брюнет качнулся вперед, отпустила его, без сил откинувшись на стену.

Темная фигура в куртке, замершая между двух кроваток, как-то ссутулилась. Он простоял так несколько минут, потом развернулся и, тихо ступая, вышел обратно в спальню. Даже не взглянув на меня.

Я убедилась, что сон малышей не потревожен, тихонько вышла за ним.

Их светлость мерил комнату шагами. От камина к кровати и обратно. Семь шагов.

Наконец остановился, поднял с постели енота, растерянно повертел. И двинулся на меня.

Не знаю, действовало ли еще зелье, но, по-моему, оно все выгорело вмиг. У меня кровь к щекам прилила и тряслись руки. А потом я услышала странное:

– Надеюсь, ты действительно вдова, потому что иначе я найду и убью его!

И было в этом столько ярости, что я растерялась и ляпнула:

– Самоубийство – грех перед богами, – и прикусила губу.

– При чем тут это, – он, кажется, опешил, отступил.

– Их отец – ты, – я бросилась как в омут с головой.

– Но… как, – он запустил в волосы руку, знакомым жестом ероша их.

– Я думала, ты большой мальчик, знаешь, откуда дети берутся, – меня явно заносило, но остановиться я не могла. До доверия нам было как до луны. Он тоже мне не верил.

– Лира! – он хотел сказать еще что-то, но я перебила, добавила.

– А нечего в женщину палкой своей было тыкать, – сказала и лишь потом поняла, как это прозвучало. Он, разумеется, понял меня неправильно. Улыбнулся даже, но криво как-то, горько.

– Я думал, что тебе нравится.

– Я жезл твой биториевый имела в виду! – поспешила поправиться.

– А он тут при чем?

– Вы их вообще испытываете? – дождалась кивка. – Что, даже на людях? – еще один кивок. – А на женщинах? – мотнул головой. – Совести хватает не тыкать в женщин этой дрянью? Молодцы какие. Напишу диссертацию «Влияние аурных нейтрализаторов на противозачаточные чары»!

Я стояла, сложив руки на груди и радуясь, что выпила успокоительное, иначе вокруг меня уже бушевала бы метель. Может, и Арвану предложить?

– Подожди, – тот сделал еще один шаг назад, – но у меня не может… – он наконец собрался, еще раз взъерошил волосы. – Я не раз, мягко говоря, спал с женщинами без предохранения, ни одна их них не беременела.

– Твои сведения устарели на пару лет, – упоминание других женщин вызвало во мне очередную волну ревности. Сколько раз ему надо повторить, чтоб он понял. – Не веришь? Можешь уходить, – я шагнула вперед, и теперь попятился уже он. – Уходи! Убирайся!

Я наступала, он сделал еще несколько шагов назад. Растерянно огляделся и пошел к балкону. Я молча следила, как темная сгорбленная фигура понуро дошла до бортика. Взвились снежинки, и за окном больше никого не было.

Постояв с минуту – все-таки выбежала следом. Следы тянулись из сада по припорошенной снежком земле, обрывались и с другой точки уводили обратно под заснеженные деревья.

Простояла, пока окончательно не замерзла, вернулась в детскую. Подкинула в камин дров, упала на кушетку и беззвучно разрыдалась, кусая руку. Два лохматых мастифа устроились рядом и изредка, очень по-человечески вздыхали. Там я и уснула.

Утро случилось раннее. Сначала проснулись дети и, радостно галдя, бросились обнимать меня, заглянула няня, одна из горничных забрала щенов на прогулку – в общем, выспаться не удалось, но ночная тоска отступила. Уже проходя через гардероб, я глянула на приготовленное к балу платье, поморщилась и задвинула его подальше.

Наряд был сшит в пару к костюму Никласа, а об этом ничтожестве и думать не хотелось, придется еще заехать к модистке.

Я наспех обмазала мазью синяки, оставшиеся от прошлой ночи, накапала успокоительного и, перекусывая на бегу, помчалась в Академию. Поймала себя на том, что все утро ждала, что один зеленоглазый брюнет вернется. Озиралась с надеждой, выходя из дома и садясь в коляску у ворот, но столь желанный мужчина так и не появился, зато я срисовала нескольких подозрительных