Жених же Чубы таким не выглядел.

– Как-как, – притворно-печально вздохнула гномка. – Сначала, как и положено, прогулка по набережной, потом пикник на лоне природы в парке, где этот петух нещипаный старательно подливал мне вина. Дорогущего, столетней выдержки, не иначе.

– А ты?

– А что я? Я аккуратно и незаметно это вино через плечо под ближайший кустик выливала. Знаешь, как жалко было? – протяжно, чуть ли не со всхлипом, сказала Чуба. – Оно ведь наверняка дорогущее и вкусное, – посетовала соседка, напомнив мне рачительную хозяюшку, но никак не пылающую утонченной страстью особу.

– И что потом? – Любопытство, которое в свое время превратило обезьяну в человека (а вовсе не труд, как любят утверждать начальники, нагружая сверхурочкой), прогнало сон напрочь. Теперь я жаждала подробностей столь необычного свидания. Чубыся не подкачала.

– А потом мне резко захотелось мороженого, о чем я мусику и сообщила, икнув ему в лицо и обдав хмельным амбре.

Я живо представила гномку в амплуа «икающая дама подшофе» и усмехнулась. Но нефилиму ничуть не сочувствовала. Сомнительные методы достижения целей всегда имеют специфический душок и, используя их, надо быть готовым, что вкус у получившегося блюда будет далек от ожидаемого.

Чуба меж тем продолжала:

– В общем, пока мусик летал за мороженым, я мирно и заснула. – Чуба тяжело вздохнула и потом, словно признаваясь в сокровенном, понизив голос, произнесла: – Знаешь, что было самое тяжелое в этом спектакле? Сопеть и тихонечко похрапывать. Не умею я это делать.

А потом, прищелкнув пальцами, решительно произнесла:

– В следующий раз перед этим настырным разыграю отравление.

Я невольно обратила внимание на то, как она называет нефилима: вроде и в шутку, но все же. Было в этом «мусике» что-то такое… Словно Чуба неосознанно, но уже считала его своим. Эх, сдается, не дождется гном своей Чубочки, совратит-таки ее нефилим и утащит к алтарю на крыльях любви, причем не иносказательно.

Глава 27

Суд совести и суд закона

Рина

Утро началось с резкого стука в дверь. Я, полусонная, накинув халат и поймав с третьей попытки жутко верткую тапочку, засевшую под кроватью, как партизан в Белорусском Полесье, потопала открывать. На пороге стояла комендант. Жутко раздраженная, она вызвала у меня стойкую ассоциацию с язвой (как в медицинском, так и в тривиальном значении этого слова). Она с желчью процедила сквозь зубы:

– Из посольства вам просили передать. Сказали, что срочно.

С этими словами дама протянула мне конверт.

Едва только я его взяла, визитерша резко развернулась на каблуках, так что ее волосы хлестнули меня по лицу, и гордо удалилась, раздраженно бросив в пространство:

– Еще я на побегушках у всяких профурсеток не бывала с утра пораньше.

Комендант ничуть не заботилась о том: услышу я ее комментарий или нет, и это было даже обиднее, чем смысл сказанного. «Так вот что обо мне и Вердже думают окружающие», – кольнула мысль. Хотя, может, комендант просто злая оттого, что ее разбудили в такую рань и заставили лично какой-то студентке доставлять послание.

Я глянула на конверт. Лаконичная надпись: «Камаевой Арине. Лично». Внизу был указан адресат: «Глава департамента слияния миров Рандел Мейнс, граф Флингоун». И уверенная, словно идущая на взлет, подпись.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату