– Они ее… – проворчал человек, у которого молодой Клыкач с радостью вырезал бы сердце. – Эти исчадия в сутанах…

Ну что же ты осекся, убийца из Нюрнберга? Договаривай, чего уж! Тебе ли невинной крови пугаться!

– Нужно идти за ней. Пока есть надежда, нужно вытащить девчушку из проклятых пещер. И покончить со всей этой нечистью. Чтобы они больше никого, никогда, ни единым пальцем…

Голос врага дрогнул, и Марек мрачно удивился: Микаэль не колебался, не испытывал страха, но его сейчас переполнял гнев – столь же сильный, как и едва сдерживаемая ярость Клыкача.

– Куда идти? – проворчал между тем наемник… Как там его? Девенпорт? – Дело благородное, ничего не скажешь, да только безнадежное. Кто из вас знает, где искать логово чертовых монахов? В пещерах они сидят… Ну и кому известен вход в эти норы? И если мы даже такой найдем, кто проведет нас под землей до адова Провала?

– Ульрика, – коротко произнес Перегрин, и все собравшиеся в немом изумлении повернулись к женщине, а сама баронесса уставилась на чужака.

– Я?! Да что ты несешь?!

В глазах ее плескались растерянность, гнев и страх, но странник поднял руку в успокаивающем жесте и объяснил:

– Ты единственная из нас, кто побывал возле Источника.

– Откуда… Да с чего ты взял?!

– Твое проклятие.

– Мое… – Ульрика задохнулась.

Марек с изумлением понял, что она, смелая и непреклонная, напрочь потеряла самообладание.

– Я давно странствую, – сказал Перегрин мягко, – и след, оставленный Междумирьем, узнаю без труда. Ты видела Источник – так близко, что мне, право же, удивительно, как тебе удалось уцелеть.

Женщина порывисто вскочила, казалось, ей тяжело дышать.

– Не может…

– Источник – вот что тебя прокляло. Ты осталась жива, но изменилась.

– Не может… быть!

– Ульрика, – поднявшийся из-за стола красавчик шагнул к баронессе. – О чем он говорит?

Марек тоже ничего не понимал, лишь чувствовал боль хозяйки дома – давнюю, но мучительную, точно от невскрытого нарыва.

– Боже! – шептала женщина, не замечая протянутой к ней руки. – Пещера! Черное озеро! А я ведь думала… всегда думала, что такой родилась на свет!

– Это случилось так давно? – Перегрин нахмурился.

– Мне было семь лет, – зажмурившись, Ульрика потрясла головой, и с уголков ее глаз будто бусины драгоценные сорвались. – Отец говорил: десять дней искали… Десять!

– Нам нужен хотя бы след. Место, где ты пропала, место, где тебя нашли…

– Ничего не помню, – отрезала женщина. – Отец не любил, когда при нем даже упоминали ту историю. Иногда мне снится подземное озеро с черной водой. Я думала, это всего лишь дрянной сон.

Сквозь узкий просвет между створкой и дверным косяком Марек видел, как слуга барона коснулся плеча Ульрики, та не отстранилась, даже когда обе руки мужчины легли на ее плечи. Что-то вроде ревности кольнуло под сердце тупою иглой, но Марек немедля забыл о ней, когда снова заговорил Микаэль.

– Плохо дело? – спросил нюрнбержец.

– Да, – с видимой растерянностью признал Перегрин. – Не думал, что она оказалась возле Провала в столь юном возрасте. Воспоминания наверняка скрыты в ее памяти, но слишком глубоко. Жаль. Мне их не пробудить – для этого нужен особый дар, и я им не обладаю. Быть может, в городе есть кто-то, способный помочь, однако…

Девенпорт равнодушно пожал плечами. У юноши-послушника взгляд стал совсем беспомощным, молчал и проклятый телохранитель священника.

Альма… «Подай на хлебушек, дяденька…» Худенькая ручка, вцепившаяся в рукав…

– Есть, – проворчал Марек, толкая тяжелую дубовую створку. – Есть умелец.

Он увидел, как сузились глаза убийцы из Нюрнберга, и ответил ему полным ярости взглядом.

В полумраке лицо Микаэля казалось деревянной маской, чем-то схожей с ликами идолов, губы которых Клыкачи после охоты мазали звериной кровью и жиром.