М-да, как она выжила – непонятно, тут и мужику трудно бы пришлось. Надо помочь. Девочка не просила о помощи, видно – отчаялась уже. Но привела, явно имея в виду помощь.

– Показывай амбар.

Девочка открыла дверь. Первуша зашел и ахнул. Почти все полки у стены заставлены туесками. На всех знаки непонятные. Первуша сразу насторожился:

– Что за знаки начертаны?

– Еще тятенька так означал. Где липовый мед, где разнотравье, а это гречишный.

Первуша, испросив разрешения, взял туесок в руки, берестяную крышку открыл. Запах духовитый, но только мед засахарился, загустел – прошлогодний. Да и откуда свежему быть? Цветение еще шло, пчелы-труженицы сбор делали.

Мед этот срочно продать надо. Седмицы через две-три новый, свежий мед качать из сот бортники начнут, на старый мед цена упадет.

– Выносить на торг пробовала?

– Пробовала – гонят. Так и ушла ни с чем.

– И что же, тятенька твой в корзине или коробе туески носил?

– Зачем? Тачка есть, за амбаром стоит.

– Глянуть надо.

За амбаром тачка лежала, вполне исправная. Деревянные колеса спицованные, сверху деревянный ящик, две ручки. А за амбаром – банька.

– Давно мылась?

– Давно, врать не буду, да и то в ручье. Воды в баню наносить надо, согреть, а дров нет.

Баньке Первуша сам рад.

– Щелок есть ли?

– Есть.

Щелоком называли мыльный раствор. Прогоревшую золу сыпали в ведро, заливали водой. Настоявшись, она отлично смывала грязь и пот.

– Не будешь против, если похозяйствую?

Девочка кивнула. Первуша на крыльце избы узелок положил, посох.

– Где топор?

– В дровянике.

Первуша кипучую деятельность развил. Взяв топор, уложил в тачку. Отойдя подальше в лес, нарубил сухого валежника, а потом срубил березу. Дерево сухое, корни выворочены, скорее всего, сильный ветер прошел, да полностью дерево не свалил. Нарубил, сколько смог. Хватило на две тачки с верхом. Потом воды из колодца в баню натаскал. Занятие мужское. Сначала котел для горячей воды наполнить надо, потом для холодной, а уж затем каменку топить да за огнем следить, чтобы не погас, дрова подбрасывать. Через время вода в котле над печью согрелась, зашумела, пар от нее пошел.

– Купава, бери полотенца и чистую одежду, если есть.

На Руси мылись целыми семьями сразу – женщины, мужчины, дети, старики. Баню протопить, воду согреть – дело хлопотное, не быстрое. Первуша сам разделся в предбаннике, за ним Купава. Первуша воду в шайке навел теплую, ковшиком ополоснулся. Щелоком на себя щедро плеснул, мочалкой из липового лыка натираться яростно стал. Потом обмылся.

Вода грязная с него текла. Впрочем, с Купавы не чище. У нее волосы длинные, за ними ухаживать надо, чтобы колтуном не сбились. А она только расчесывала да изредка холодной водой в ручье мыла.

Тело у девочки худенькое, ребрышки выпирают. Первуша помог волосы промыть – водой сверху поливал. Мылись долго – куда торопиться? До тех пор в бане блаженствовали, пока горячая вода в котле не кончилась.

А в предбаннике в горшочке сыто медовое стоит. Когда только навести сподобилась? По кружке выпили, завернувшись в полотенца. Тела красные, распаренные, кожа чистая, аж скрипит под пальцами, кажется – дышит. Купава Первуше отцовую исподнюю рубаху из сундука достала.

Оделся Первуша, взбодрился. Сейчас бы перекусить, аппетит зверский, да нечего. В избу прошли. Первуша в угол, за лавкой, узелок пристроил, посох поставил.

– Вот что, Купава. На завтра все заботы отставь. На заре собираем туески с медом, сколь в тачку войдет, и на торг.

Кивнула девочка, разморило ее после бани. Подушку Первуше дала, себе под голову подложила. Вздремнули оба. Первуша