Анна съездила с ним в Нью-Йорк. Они заснули посреди представления на Бродвее, посмотрели выступление «Пиксиз» в «Мадд- Клабе» и поднялись по лестнице на крышу здания «Чейз Манхэттен банка».

Томасу исполнилось двадцать пять. Отец повысил его по службе. Мать заметила: «Посмотри-ка, сколько у тебя седых волос».

Весной Эрик исчез. Анна небрежно объяснила:

– Его мать уехала. Переехала.

Томас огорчился, присутствие мальчишки ему нравилось. Он признался:

– Знаешь, я привык думать, что он, наверное, твой.

Анну это озадачило.

– С чего вдруг? Я же говорила, что нет. Зачем мне врать?

Томас стал плохо засыпать. Он всё время пытался представить будущее. Когда отец умрёт, неужели он по-прежнему будет раз в две недели ездить в Гамбург к Анне, а она – толкать героин, спать с подонками и наркоманами? От этой мысли его тошнило. Не потому, что он не хотел оставлять всё по-прежнему, а потому, что знал, что не сможет.

Та июньская суббота приходилась почти как раз на вторую годовщину дня их встречи. Днём они сходили на блошиный рынок, и Томас купил Анне дешёвое украшение. По её словам, «надеть что-нибудь поприличнее значило бы нарываться на неприятности».

Поели не слишком здоровой пищи, сходили потанцевали. Вернулись к Анне домой в половине третьего. Ещё потанцевали в крошечной гостиной, поддерживая друг друга, – оба скорее устали, чем были пьяны.

– Господи, ты прекрасна, – сказал Томас. Выходи за меня замуж.

Анна ответила:

– Я сейчас попрошу тебя о чём-то, чего никогда прежде не просила. Весь день пыталась набраться храбрости.

– Проси что угодно. – Выходи за меня.

– У меня есть друг, у которого куча бабок. Почти двести тысяч марок. Ему нужно, чтобы кто-то…

Томас отшатнулся, потом ударил её по лицу. Он был в ужасе. Раньше он никогда её не бил, ему такое и в голову не приходило. Анна принялась колотить его по груди и лицу; некоторое время Томас просто стоял и терпел, потом схватил её за оба запястья. Анна перевела дыхание.

– Пусти меня.

– Извини.

– Тогда отпусти.

Томас не отпустил. Вместо этого он сказал:

– Я не прачечная для отмывания денежек твоих друзей.

Анна жалостливо уставилась на него.

– Ой, да что я такого сделала? Задела твои моральные принципы? Я только спросила. Мог бы принести пользу. Забудь. Надо мне было знать, что это для тебя чересчур.

Томас приблизил её лицо к своему.

– Где ты окажешься через десять лет? В тюрьме? На дне Эльбы?

– Пошёл на хер.

– Где, скажи?

– Можно представить судьбу и похуже, – получил он в ответ. – Например, изображать счастливую семью с банкиром не первой молодости.

Томас швырнул её о стену. Ноги Анны подкосились и, падая, она врезалась головой в кирпичную кладку.

Он присел рядом с ней, не веря себе. На затылке Анны зиял широкий пролом. Она ещё дышала. Томас похлопал её по щекам, попытался открыть глаза – они оказались закаченными под череп. Положение тела было почти сидячим, ноги раскинуты, голова свесилась вдоль стены. Вокруг расползалась лужа крови.

– Думай быстрее. Думай быстрее, – выговорил Томас.

Он встал на колени так, что обмякшее тело оказалось у него между ног, стиснул его ладонями и закрыл глаза. Отвёл голову Анны вперёд и сильно ударил её затылком об стену. Пять раз. Потом, не открывая глаз, поднёс пальцы к её ноздрям. Дыхания он не почувствовал.

Отодвинувшись от тела, Томас отвернулся и открыл глаза. Потом обошёл квартиру, протирая носовым платком все места,