переправили в ту огромную клетку всех людей до единого.

– Не может быть, – охнула тень, начиная понимать суровую истину.

Ведь если все живущие тут люди – потомки беглецов из прибрежных герцогств, значит, возможности возврата на родину либо нет совсем, либо она невероятно мала.

– Увы. Но у нас есть и другие законы. Если кто-то сделает для поселка нечто очень полезное, на общем совете ему выдают право на исполнение желания… любого. И даже новенькую женщину можно получить, только не навсегда – на полгода. У меня такое право было, и в обед, когда мы пришли с гор, я в уплату за исполнение желания потребовал тебя, и совет согласился. Но теперь обстоятельства изменились… у меня появилась новая мысль. Сейчас я отправлюсь на совет и откажусь от своего желания, это разрешено. – Лекарь бережно поставил сосуд на полку, запер застекленную дверцу и повернулся к девушке, меряя ее испытующим взглядом.

Внимательно слушавшая его тень остановилась возле рабочего стола, мимолетно оглядела привычные алхимические приспособления, яснее всяких слов объяснившие ей, чем занимается в свободное время хозяин дома, и замерла, ожидая продолжения такого необычайного предисловия. Все заученные ею правила, основанные на опыте общения не одного поколения теней с обычными людьми, твердили Таэльмине одно: не стоит сейчас торопить Ительса или задавать ему вопросы. Судя по всему, мужчина решился на какой-то особый поступок и пока даже сам не уверен в правильности своего выбора.

– Почему ты молчишь? Неужели тебе не интересно, отчего я собираюсь так резко отказаться от собственного решения?

– Жду, потому и молчу, – пожала плечами тень, уловила мелькнувшее во взгляде лекаря разочарование и сочла нужным пояснить: – Ты хорошо разбираешься не только в правилах поселка, но и в законах местных рас, я же имею о них лишь самое смутное представление. Откуда же мне знать, какие доводы повлияли на твой выбор? Ясно лишь одно – ты человек взрослый и здравомыслящий и раз говоришь, что изменились обстоятельства, значит, так и есть. Не верить тебе у меня нет никаких оснований.

– Благодарю вас, ваша светлость, – внезапно с саркастической вежливостью поклонился Ительс, – вы развеяли мои последние сомнения. Ни одна служанка или даже белошвейка не смогла бы так разумно и, главное, доходчиво высказать свою точку зрения и одновременно отпустить мне сразу три комплимента. Прошу прощения за мои прежние заблуждения, всему виной этот маскарадный костюм. А потому я намерен немедленно отправить тебя в дом невест – не по чину таким людям, как я, знатные невесты, к тому же твой муж будет для меня гораздо более полезен. И прошу прощения за неподобающее обращение, но здесь нет обычая величать человека, даже самого знатного, во множественном числе. А за невольное оскорбление позволь подарить небольшой подарок… И отправляйся в свою комнату – собираться.

Хатгерн исподтишка проводил хмурым взглядом уходящую следом за лекарем лаэйру и крепче стиснул зубы. Как бы ни хотелось ему сейчас сорвать с запястий небрежно намотанную веревку, выхватить оружие и, раскидав туземцев в разные стороны, ринуться вслед за тенью, позволить себе так поступить он не мог.

Придется терпеть. И не столько ради сохранности собственных тайн, сколько из-за оружия и ценных вещей, которые в случае неповиновения сразу же отберут бесцеремонные поселяне. Как отобрали у Меркелоса все вещички, которые сочла не стоящими внимания тень, – герцог имел возможность лично наблюдать за этим бесцеремонным обыском.

– Вместе их не сажайте, – хмуро скомандовал шедший впереди пленника Кранд и пошагал куда-то вглубь дома, а его помощники довольно невежливо подтолкнули герцога к ведущей в подвал узкой лесенке.

Камерой поселенцам служил набитый к зиме бочками с соленьями и ящиками с корнеплодами подвал, в углу которого стоял ларь, накрытый вытертой лосиной шкурой. Меркелоса утащили куда-то дальше и, судя по звяканью засовов, запирали его намного усерднее, чем Харна.

Герцог мстительно усмехнулся, прошел к одной из бочек и, сбросив с запястий надоевшие путы, вытащил из-под крышки огромное светло-зеленое моченое яблоко. После, устроившись со всем доступным удобством на необычном арестантском ложе, Харн вонзил крепкие зубы в свою добычу и задумался. Как он слышал краем уха, совет будет только на закате, и, значит, у него есть несколько часов на спокойное осмысление всего, что он успел заметить и услышать. И хотя герцог предпочел бы обсудить сделанные наблюдения и предварительные выводы с тенью, в чью наблюдательность и разумность уже успел совершенно уверовать, в этот раз придется обходиться без нее.

Глухое раздражение, клокотавшее где-то глубоко в груди при воспоминании о смиренно плетущейся за долговязым целителем мальчишеской фигурке, внезапно вскипело неистовым гневом, и охваченный непреодолимым желанием бежать следом за ними Хатгерн вмиг забыл и о яблоке, и об осторожности.