будь ласка! А я вже и стол накрыла, сейчас и отужинаем, уж не обессудьте сесть с простым людом…

– Та мы на хвилинку, мамо, – сухо откликнулся кузнец, левой рукой удерживая друга. – Ще в ночь будем працювать, бо заказов много! И ковать, и красить, и малювать надо. А де-то туточки у нас сеть была?

Солоха сделала круглые глаза. Да, собственно, Николя тоже вряд ли мог бы объяснить, за каким ёлкиным хреном им в кузнице рыболовная сеть сдалась.

– От не надо вопросов, мамо! Не доставайте. Шо нам треба, то треба, и всё! А тока ще и багор был, и горилки пузырь?

– Сыноньку, – взмолилась Солоха, едва не падая на колени, – що ж вы с приятелем в той кузне учинить решили?! У мене слов нема, одни фантазии…

Меж тем Вакула, не вдаваясь в объяснения, быстренько нашёл всё, что ему требовалось, перекрестился на иконы и, подтолкнув друга плечом, вышел вон. Николя галантно поклонился пани Солохе, развернулся на выход и, не глядя, пнул стоящий у дверей большой мешок с картошкой (или неизвестно с чем). Мешок охнул и простонал фальцетом:

– Во тьму адскую ввергаюся и муки египетские претерпеваю безвинно, аки агнец божий…

Уже за плетнём Вакула, отводя взгляд, уточнил:

– Кто там был-то?

– Скорее всего, дьяк. Но поверь мне, дружище, я попал куда надо. Если сегодня у него что и встанет, так только волосы дыбом…

Вакула удовлетворённо хмыкнул. После чего приятели искренне рассмеялись, хлопая друг дружку по спине.

А то и верно, по сути проблемы, да какая кому разница, с кем на ужин встречается вольная вдовица? Разве что досужим сплетникам всякие разные слова языком поганым молоть! Так за то им в пекле сковородки раскалённые, без масла, положены и тыканье вилами. Кому оно охота? По факту – никому, однако же сие никогда не останавливало, не останавливает да и навряд ли когда будет останавливать диавольское семя сплетников.

Уже дойдя до кузни, Вакула потратил ещё с часок, чтобы нацепить на ту же сеть железные крючья. Потом он сунул её в проверенный мешок, взял багор наперевес и подмигнул Николя:

– Так шо, паныч, пойдём подивимся на тех русалок, среди которых одна, как ни верти, самая что ни на есть натуральная ведьма? От ведь яка специфична пропорция…

Тут уже и не поспоришь. Кто бы знал, сколько дивных волшебств и таинств хранит прекрасная земля наша?! Есть, есть, конечно, дивные сказки и мистические истории в больших и малых городах европейских, однако же ежели по совести присмотреться да подумать умом своим природным, а не начитанным, так в единый миг ясно становится, что земля русская, народ наш в сём сказочном плане, – в сотни тысяч раз других богаче!

Нет ни у кого таких чудесных историй, дивных легенд, волшебных преданий, леденящих душу ужасов и возвышающих до небес сказаний! Кто хочет подискутировать о сём с Николя и Вакулой, а рискните-ка чахлым здоровьицем! Один языком научным вам всё докажет, а другой уже и кулаком куда надо ума добавит, ежели человеческими словами не дошло…

Итак, добавив к вышеуложенному, в тот же мешок, поверх сети с крючьями, пару небольших молотов, горсть соли в тряпице, краюху чёрного хлеба, приличный шмат сала и полулитровый штоф горилки, кузнец закинул груз за плечи и пошагал следом за своим приятелем в очередной авантюрный поход на заброшенную мельницу, к старому пруду с кувшинками…

– А шо, паныч, не в обиду вам будь сказано, как ежели присмотреться с трудового взгляду, не було ли в вас такой грешной мысли, шо вот как заявились вы, положим, до Диканьки, так оно зараз усё и попёрло?

– В смысле?

– Да ить как же тихо, спаси господь, мы тут до вас жили-и…

– Не буду спорить, некоторая логика в твоих умозаключениях есть, – без спешки протянул Николя, прекрасно зная, как его друг обожает витиеватые фразы. – Сам я о сём феномене размышлял неоднократно. И на сей момент даже близок к уверенности, что всё, с нами происходящее, есть некий всплеск волшебных чудествований, возникший не на пустом месте единократно, а наверняка имевший место зреть долгие годы, покуда мне не довелось Божьим ли промыслом, диавольской ли кознью потревожить корень сей проблемы.

Кузнец беспомощно вздохнул, и скрип его мозгов, осмысливающий всё вышесказанное, раздавался в мягкой темноте вплоть до самой мельницы. Украинская ночь вновь брала свои права над миром. На сине-чёрном бархате её всё ярче и ярче сверкали далёкие звёзды, к описанию которых стоило бы скорее привлечь перо персидских поэтов любовной лирики.

Дивные ароматы остывающей степи и послезакатной свежести разлились в воздухе. Лёгкий ветерок едва касался поцелуями своими усталых листьев тополей, яблонь и вишен. Тощий месяц серебряной турецкой саблей завис в небе, обещая высоко поднятым