всегда светили и никогда не гасли.

Спокойно поставил свой бокал, даже не потрудившись поднести к губам, и обернулся ко мне. Я в тот момент, вежливо смочив губы налитой мне алкогольной смесью, тоже пыталась вернуть бокал на стол. Но он жестко перехватил мою руку.

– Лучше сама, – предупредил он, глядя мне прямо в глаза. Я попыталась сопротивляться, но спорить с вампиром… Одной рукой он придвигал бокал все ближе к моим губам, второй обхватил меня за затылок, не давая уклониться. И все-таки влил в меня свое пойло до последней капли. Я кашляла, давясь, не в силах продышаться, протянула руку, ища, чем бы запить, и он тут же влил в меня еще и сливовицу из своего бокала.

– Ненавижу, ненавижу тебя, зачем? – бормотала я, борясь с нахлынувшим головокружением, тошнотой (уже не фигуральной, а самой что ни на есть всамделишной), с тьмой перед глазами. Ну не принимал мой организм алкоголя, нельзя мне было крепкого. Да я на любом застолье водку из своей рюмки выливала в ближайший фикус, глядя прямо в глаза того, кто мне ее туда налил. Пока не нарвалась на вампира. За каким-то лядом решившего меня споить.

Из дальнейшего мероприятия я выпала полностью. Помню только, как Анхен, откидываясь рядом со мной на спинку дивана, просит:

– Спой для меня, Юленька. Помнишь, ты как-то пела? Про дом, что остался лишь в сердце.

– И каким же должен быть дом, чтоб затронуть вампирское сердце? – скептически фыркнула я, все еще злая на него за выходку с алкоголем. И за все прочие… выходки.

– Обычным, – невозмутимо пожал плечами Анхен. – Родным. У каждого где-то есть. Даже у вампира.

Юля послушно запела, подыгрывая себе на гитаре:

Возможно, это была не первая песня, которую она пела в тот вечер, и вряд ли последняя, но я запомнила только эту. Может потому, что о ней просил Анхен. Голос у Юльки был высокий, на мой вкус – слишком высокий, но песню это не портило ничуть:

Разбудил меня щелчок выключателя. И вспыхнувший яркий свет. Болезненно моргая попыталась сесть и осознать, где я. Ну да, комната, диван, стол. Стол, впрочем, уже убран, преобразован в несколько отдельных рабочих столов в идеальном состоянии. Комната пуста, все давно разошлись, бросив пьяную меня спать на многострадальном диване. А в дверях стоит Анхен, уже не только переодевшийся в цивильное, но и накинувший пальто со своим неизменным элегантным шарфиком. Благоухающий свежестью (душ в программу мероприятий явно входил), с ясным взором и открытой улыбкой. Светлейший куратор во плоти. Прекрасный, как вампир. Да, собственно, вампир и есть.

– С Новым годом, Лариса! С наступившим тебя 7489-м годом!

– Как наступившим?! – попыталась вскочить, но перед глазами тут же все поплыло. – Вот зачем ты меня напоил, чтоб тебе в Бездне сгнить, мне ж нельзя водку, мне плохо от нее! Мало мне было твоей гастрономии, теперь еще и голова, и… есть тут где- нибудь туалет?

– Есть. В коридоре. Пойдем, провожу.

Провожать ему меня пришлось весьма конкретно, потому как ноги не держали, а координация отказывала. А в туалете меня долго и страшно тошнило, вызывая все новые и новые спазмы. Я исторгала из себя все, что только можно, лишь бы только исторгнуть еще и отраву. Наконец, вся покрытая испариной, не в силах справиться со слабостью, просто уперлась лбом в ободок унитаза, мечтая забыться вечным сном.

Не удалось. Потому как вампирам что «М», что «Ж» – все едино, им, наверно, только «В» подавай. Не погнушался светлейший за мной в кабинку ворваться, поднял на руки, куда-то понес. В коридоре было хорошо, свет почти погашен, разве что лампочка у сестры на посту светится. И ни души.

Меня вернули в ту же комнату, на тот же диван.

– Полежи. И всегда у тебя на алкоголь такая реакция?

– Какая? – злобно зыркнула на этого деятеля медицинских наук. – От алкоголя все люди пьянеют, мог бы выучить за восемьсот- то лет.

– «Все люди» давно домой ушли, праздник празднуют, а выпили они этого алкоголя значительно больше, чем ты. И с унитазом