Я рассмеялась и покачала головой.

– Пошляк.

Улыбка сползла с его губ, как будто ее и не было. Свернувшись калачиком на диване, я обдумывала все, что рассказал мне Рен. В мыслях у меня царил совершеннейший разброд. Интересно, думала я, в курсе ли Дэвид. Знает ли он, что Майлза усыновили и что тот может быть полукровкой? Слышал ли он вообще о полукровках, и если да, готов ли к вероятному развитию событий? Он должен.

Рен откинул голову на спинку дивана.

– Из-за меня погиб мой лучший друг.

Я ошарашенно моргнула.

– Что?

Рен шумно выдохнул и уставился на экран телевизора, который висел напротив дивана.

– Его звали Ноа Кобб. Он был моим лучшим другом, мы вместе выросли и были не разлей вода. Как братья. Вместе хулиганили, вместе расхлебывали. Где один, там и другой.

У меня защемило сердце.

– Что с ним случилось?

Рен стиснул зубы и уставился перед собой.

– Ноа появился на свет по чистой случайности. Вырос в Ордене, оба родителя живы, крепкая счастливая семья. Никто бы сроду ничего не заподозрил. Его отец никогда не изменял его матери. Ничего такого не было. Мы уже потом узнали, что Ноа родился примерно тогда же, когда его отец женился на его приемной матери. До этого у него была случайная связь с эльфийкой, секс на одну ночь. Оба это тщательно скрывали. После… после того, что случилось, мы выяснили, что эта эльфийка отдала Ноа его отцу. Эльфы прекрасно знают, на что способны полукровки, но не могут вырастить ребенка, в жилах которого течет кровь смертного. Они совершенно лишены любви и милосердия, просто забывают о ребенке: с матерью-эльфийкой он не протянул бы и недели. А та женщина, на которой женился отец Ноа, приняла его как своего сына. Ни она, ни он понятия не имели, кто такой полукровка.

Я слушала Рена с болью в сердце. Милосердие, человечность, любовь отца и его жены спасли мальчика, но я знала, чем все кончится, и как бы мне ни хотелось надеяться, что все будет иначе, тут уж ничего было не поделать.

– Ноа был… славный малый. Из него вышел бы отличный охотник за эльфами. Он был предан Ордену до глубины души, и я… – Из горла Рена вырвался резкий смех. – Он даже знал, чему меня учат. Черт. Я не должен был ему рассказывать, но у нас не было секретов друг от друга, и тогда я ужасно гордился собой. Считал себя особенным. – Рен скривил губы в улыбке. – Все выяснилось совершенно случайно. И по моей вине. Я притащил прут из терновника.

Рен потер ладонью грудь – там, где сердце. Плечи его окаменели.

– Мы с родителями жили за городом. У нас было несколько акров земли. И там были расставлены мишени: мы с Ноа практиковались, кидали в них ножи. Он пришел ко мне в гости, и мы играли на заднем дворе. Отец тоже был дома. И еще один из Элиты, Кайл Клэр. – В голосе Рена сквозили напряжение и горечь. – Отец понятия не имел, что у меня с собой прут и я дал его поиграть Ноа. Тот нечаянно укололся. Совсем чуть-чуть. Но хватило и этого. Я все понял. Как и мой отец. И Кайл.

У меня сердце сжалось от боли. Мне довелось пережить немало потерть, но я не знала, что сделала бы, если бы выяснилось, что мой лучший друг – взять хотя бы Вэл – принадлежит к тем, кого меня учили убивать.

– Он понял, – хрипло проговорил Рен. – Когда увидел, как закипела кровь, он понял, потому что я ему рассказывал про полукровок. Посмотрел на меня, как будто извинялся за что-то. Никогда не забуду этот взгляд. – Рен осекся, откашлялся. Я зажмурилась, чтобы слезы не брызнули. – Я не мог опомниться. Не мог пошевелиться: просто стоял и смотрел на него. Мой отец и Кайл все видели. Они… сделали вид, что ничего не заметили, но я-то понял, что они все видели. Ноа ушел, а я… так и торчал во дворе, как дурак.

– Господи, – прошептала я.

– Кайл тоже ушел, и я догадался, зачем. Все это время полукровка был у нас под носом. А ведь иногда на то, чтобы вычислить вероятную цель, уходят годы. – Рен судорожно вздохнул и покачал головой. – Когда я наконец опомнился, то рванул за ними. Хотел догнать. Уж не знаю, что бы я сделал, но не мог же я просто так стоять, и все. Но отец меня остановил, и… Домой Ноа так и не вернулся. И я его больше никогда не видел.

– Рен, мне так жаль, – сдавленным голосом проговорила я. – Я даже не знаю, что тебе сказать.

Он кивнул и продолжал, словно чувство вины не позволяло ему молчать:

– Я до сих пор думаю о том, что мог бы поступить иначе. Не расскажи я Ноа про Элиту, никогда не показал бы ему тот терновый