буквы – фраза, от которой у меня навернулись слезы: «Вечная память».

Цветы были символом памяти о погибшем друге. Рен сделал эту татуировку, скорбя о Ноа. Было что-то невыразимо благородное в том, что он решил увековечить память о нем на своем теле.

Я наклонилась и поцеловала тот мак, который разместился над сердцем Рена. Он вздохнул, и я посмотрела ему в глаза.

– Очень… красивая татуировка. На спине тоже?

Рен кивнул. Я опустила глаза, коснулась пальцами стеблей и заметила, что у бедра, как раз над впадинкой, которую так и тянуло поцеловать, татуировка переходит в три пересекающихся круга.

– У нас с тобой татуировки на одном и том же месте.

– Знаю.

Разумеется, он же видел мою. Так вот почему он тогда ее погладил! Я провела пальцами по линиям его рисунка, и Рен содрогнулся всем телом.

– Можно? – Рен потянул за мою футболку, и я кивнула с глубоким вздохом. Рен стащил с меня футболку, помогая мне достать руки из рукавов. Понятия не имею, куда он ее бросил. Его губы приоткрылись.

– Ты такая красивая.

Он так это сказал, что я поверила ему и почувствовала себя богиней, несмотря на то что на мне был белый лифчик в желтых маргаритках. Правда-правда. Хотя есть у меня белье и посексуальнее. Рен гладил меня по бедрам, животу, груди, так что у меня захватывало дух от волнения и возбуждения. Он коснулся моей груди, через лифчик поглаживая большими пальцами мои отвердевшие соски. Я застонала, и темно-зеленые глаза Рена загорелись.

– Мне нравится, когда ты так на меня смотришь, – прошептал он, касаясь губами моих губ. – А хочешь знать, что еще мне нравится?

– Что?

Его пальцы описывали мучительно-медленные круги вокруг моих сосков.

– Как ты стонешь, когда я тебя ласкаю.

Щеки у меня горели. Воздуха не хватало. Рен скользнул губами вниз по моей шее, легонько прихватывая кожу. Провел пальцем по кружевам, которыми были обшиты чашечки, проник под лифчик, и я выгнула спину, прижавшись к Рену грудью. От прикосновения его кожи меня охватило такое возбуждение, что кровь закипела. Рен сжал пальцами мой сосок и издал такое сексуальное рычание, какого мне прежде не приходилось слышать.

Я расстегнула пуговицу на его джинсах и потянула вниз молнию. Рен схватил меня за запястье, и я посмотрела на него.

– Ты точно этого хочешь? – спросил он. Глаза его сверкали.

– Я… я хочу тебя потрогать.

Его густые ресницы затрепетали, и он направил мою руку к себе в джинсы. Я коснулась горячей твердой плоти и ахнула.

– Ты без…

Рен одарил меня озорной улыбкой и легонько сжал мою грудь.

– Когда ты позвонила, я был еще в постели. Так что собирался второпях.

– Ну ты даешь, – пробормотала я. То, что я не знала, что Рен все это время был без трусов, как ни странно, возбудило меня еще сильнее.

Рен просунул руки под чашечки лифчика, и я замерла. Он стянул с меня лифчик, обнажив грудь, и снова содрогнулся всем телом.

– Черт, – тихонько выругался он. – Я этого не заслуживаю.

Не успела я возразить, мол, неправда, как Рен нагнул голову и прижался губами к моему соску. Я вскрикнула: с каждым движением его горячего влажного рта на меня накатывало наслаждение. Я чуть подвинулась и засунула руку к нему в джинсы. Рен приподнялся, помогая мне их спустить.

Я прижалась к нему щекой, не в силах справиться с обуревавшими меня чувствами. Рен скользнул рукой ко мне в штаны, а я обхватила его напрягшийся член. Рен вздрогнул, отзываясь на мое прикосновение. Я вскрикнула и задрожала, когда его пальцы коснулись моей промежности.

– Я доведу тебя до оргазма, – прошептал Рен мне на ухо, и я почувствовала его теплое дыхание у себя на щеке.

По моему телу пробежала дрожь. Я закрыла глаза. Я ласкала его медленно, толком не зная, что делать: я ведь сто лет ничем таким не занималась. Рен уткнулся мне в шею и застонал. Его палец скользнул по моей промежности. Низ моего живота напрягся от возбуждения.