Через двое суток пути Игнат уже мечтал сойти, наконец, с постоянно качающегося состава на платформу приграничного Заграда. Именно оттуда, если верить Эрнесту, начинался путь в сердце тайги, в Шуранские земли, куда не ходили и сами пограничники, а только одни чистильщики. И уже в местах заповедных и непролазных можно прикоснуться к тайне вековой давности, оставленной не то чужаками, не то потусторонней силой.

Весь первый день перед глазами Игната стоял образ провожавшего их Сеньки: рыжий мальчонка в безразмерной куртке. Взгляд сосредоточен, брови нахмурены, а губы так и дрожат. Рядом – соседка Вилена, женщина с рыбьими глазами, невыразительными и водянистыми. Голос ее надтреснут и визглив, и как она ни клялась, что в отсутствие отца Сеньке будет житье, как сыру в масле, Игната эти слова не убедили. И он нарочно отвернулся от окна, пытаясь справиться с нахлынувшим чувством вины.

Эрнест в тот день был издерган, но молчалив, и больше не изводил парня расспросами. Да и сам Игнат не навязывался, отсыпался в тепле, с головой укрывшись одеялом и сжав в кулаке ключ.

Новые соседи по вагону появились в глубокой ночи.

Игнатов сон был чуток и беспокоен, а потому он сразу поднял голову от подушки, услышав шаги и возню. Но увидел соседей только утром.

Сползая с верхней полки, Игнат едва не полетел головой вниз, когда в купе внезапно просунулась круглая мордаха и сладкий голосок поинтересовался:

– А нет ли у вас, случайно, сахара?

Игнат тяжело спрыгнул на пол, ударился плечом о полку, скривился и растерянно ответил:

– Сейчас поищу…

И принялся тормошить храпящего, как медведь в берлоге, соседа. Эрнест долго не просыпался, отмахивался, потом приоткрыл один глаз, выдохнул вместе с запахом нечистых зубов:

– Черта им, а не сахар!

Повернулся на другой бок и засопел снова. Игнат почувствовал, как его щеки наливаются румянцем.

– Фи, как некультурно! – прокомментировала девушка, сморщила курносый нос и хлопнула дверью купе. Должно быть, побрела к проводнику на поклон. Игнату осталось только смущенно улыбаться ей вслед.

Позже он узнал, что девушка путешествует не одна. Был с ней дед, моложавый и интеллигентный, в своем пенсне похожий не то на земского врача, не то на учителя. Он говорил мягким, мурлыкающим голосом и часто наведывался в тамбур – покурить и перекинуться с проводником парой слов обо всем на свете, начиная с политики и заканчивая посевной. Было в этом старичке что-то теплое, простое, внушающее доверие. И Игнат подумал, что с большим удовольствием разделил бы купе с этими милыми людьми, чем с угрюмым и неприветливым Эрнестом.

От задумчивости очнулся, когда горячая вода перелилась через край и обожгла Игнату пальцы. Он отдернул руку, и тотчас же в спину ударили. Толчок был несильным, но израненная спина отозвалась резкой болью, и стакан полетел из разжавшихся пальцев. Водой плеснуло на голые ноги. Игнат охнул и разразился короткой бранью. Но, повернув голову, встретился взглядом с расширенными зелеными глазами незнакомки – как в омут провалился, и волна накатила, начисто слизав из памяти и думы о Званке, и вину перед покинутой Марьяной.

– Прости, – растерянно пробормотала красавица. – Я такая неловкая…

Она перевела взгляд на откатившийся под ноги стакан, а затем быстро наклонилась за ним.

– Возьми. – Она со вздохом протянула оброненный стакан, щеки ее порозовели.

– Спасибо, – машинально поблагодарил Игнат и принял стакан из влажных после мытья пальцев.

Некоторое время они так и стояли, во все глаза глядя друг на друга. Девушка первой отвела взгляд, отчего на щеки упали тени густых ресниц, вздохнула и, пробормотав: «Дедуля ждет…» – заспешила прочь, покачивая бедрами при каждом толчке вагона.

Напрочь забыв о чае, Игнат зачарованно двинулся следом, но девушка одарила его быстрым взглядом через плечо и скрылась за дверью купе. В последний раз мелькнула и пропала черная стружка волос.

– Ну и где кипяток-то?

Голос Эрнеста вытряхнул Игната из очередной задумчивости. Парень осознал, что стоит в дверях своего купе и держит в руках пустой стакан. Покраснел, буркнул:

– Сейчас схожу.

– Сиди, ходок. – Эрнест поднялся и хлопнул Игната по плечу. – Сам сделаю.

Игнат не стал перечить, подсел к окну, где в белесой пелене, насколько хватало глаз, простирались сосны. Колеса поезда тревожно отбивали ритм, и сердце Игната беспокоилось тоже. Волновало ли его путешествие или мягкое прикосновение девушки, оставившее после себя память, будто ожог? Игнат посмотрел на свою руку и круговыми движениями потер ладонь.

«И почему я не спросил ее имени?» – обругал себя парень.

Грохнула, отворяясь, дверь.

– Посторонись-ка, парень! Дай место гостю дорогому!

В купе вальяжно ввалился Эрнест, смел к краю стола разложенную закуску. Следом за ним вошел уже знакомый старичок в пенсне, и сердце Игната екнуло.

«Это ее дед», – подумал он и не сдвинулся с места.

– Вот тетеря! – засмеялся Эрнест.