Рыжий Эрнест жестом указал Игнату на стул и продолжил шумно прихлебывать чай из огромной и не очень чистой кружки.

– Нахлебником не буду, за постой заплачу, – спокойно ответил Игнат и подозвал крутившегося рядом Сеньку. – Возьми-ка червонец. До рынка сбегай, хлеба и круп купи.

Мальчишка аккуратно убрал бумажку в карман, играючи отдал честь и пробасил:

– Сделаю, дяденька пан!

– Вот правильно, – поддакнул Эрнест. – Нечего тут уши греть! – Подождав, пока сын скроется из виду, повернулся к Игнату и, отставив кружку, спросил: – Так откуда, говоришь, ты в Сосновец пожаловал?

– Из Солони. Слыхал?

– Как не слыхать! – Эрнест недобро ухмыльнулся, показав желтые зубы. – Сразу бы догадаться. Места у вас гиблые, а народ дрянной.

– Какой ни есть, а земляки, – сухо отозвался Игнат и отвел взгляд, сделав вид, что занят размешиванием в кипятке сахара.

Эрнест усмехнулся снова.

– Да ты не обижайся. Я многое повидал, есть с чем сравнивать. Солонь ваша не на хорошем счету. Поговаривают, нечисти недобитой там бродит много. Гнезда их разворошили, вот они в глушь и подались. Не встречал?

– Нет…

– А откуда амулет такой мудреный достал? – сощурился Эрнест. – Только не ври, что на распродаже у заезжего купца выкупил.

Игнат выдержал пытливый взгляд, ответил спокойно:

– Не на распродаже. От бабки мне в наследство перешел.

Эрнест еще какое-то время сверлил его недоверчивым взглядом, потом сдался и кивнул согласно:

– О том и говорю. Не ты, так бабка твоя с нечистым зналась. Только мне своей шкурой рисковать неохота. Случись чего, на кого сына оставлю?

– Так не в первый раз идешь, – перебил Игнат. – Доведи до места заповедного, а дальше я сам справлюсь. Большего не прошу.

– Тогда приезжай, парень, летом, – предложил Эрнест и наклонился над столом, зашептал доверительно: – Сейчас время недоброе, межсезонье. Тайга оживает, болота открываются, грань между мирами истончилась.

Игнат поежился, подумал:

«Видать, не зря такую пору Званка выбрала, да и черт велел к сроку успеть».

А вслух сказал:

– Некогда ждать. До Навьей седмицы поспеть надо.

– А-а… – протянул Эрнест и, осклабившись, откинулся на спинку стула, будто теперь все стало ему понятно. – Так бы сразу и сказал. Тогда не ври, что с чертями не знаешься. В Навью седмицу черти да ведьмы полную силу обретают. Немудрено, что им тайны заповедные к этому сроку понадобились.

– А ты, никак, сам с нечистым встречался? – не остался в долгу Игнат. – Больно осведомлен об их обычаях.

– Может, и встречался, – не стал спорить Эрнест. Помолчал, размышляя. Потом спросил снова: – Значит, не откажешься от задуманного?

– Не откажусь, – твердо ответил Игнат.

– И не боишься?

– Нет.

– Добро!

Эрнест хлопнул себя по коленям, поднялся из-за стола. И сердце Игната тревожно заколотилось, когда он понял: дело решенное.

– Значит, завтра поутру и отправимся, – сказал Эрнест. – Если, конечно, не передумаешь. – Он окинул насмешливым взглядом поднявшегося следом Игната, качнул головой. – Только, боюсь, не передумаешь ты. Прадед Феофил таким же был. Тоже по лесам бродил, искал чего-то, пока сам не сгинул. Такие, как вы, к голосу разума глухи. А сердце и вовсе слушать нечего, оно у вас тоской отравлено. Вижу, что не будет тебе, парень, покоя, если задумку свою не выполнишь. Ведь так?

Игнат не отвечал, молча глядел исподлобья. И чудилось ему, что не маятник отстукивает минуты, а мертвая Званка шепчет, соглашаясь: «Так, так…»

Но больше на эту тему Эрнест не заговаривал: весь последующий день они потратили на сборы.

В очередной раз Игнат столкнулся с девушкой, когда набирал кипяток для чая.

Протискиваясь в узком тамбуре, она стрельнула на парня лукавыми зелеными глазами, черные кудряшки подпрыгнули в такт покачиванию вагона. Игнат посторонился, пропуская девушку, но быстрым взглядом охватил ее ладную фигуру, пока она окончательно не скрылась за дверями туалета. Вздохнул, снова переводя взгляд на проржавевший снизу кран, из которого тонкой струйкой текла водица.