заглушенное криком. В сыром ночном воздухе отвратительно запахло горелой плотью.

– Будешь говорить, пся крев?! – заорал Конецпольский, позабыв о сдержанности, подобающей магнату и великому коронному хорунжему. – А то ведь всю шкуру спалим!

– Б-буду… – раздался в ответ рыдающий всхлип.

– Пока отойди, но будь поблизости! – велел кату Заславский. – А ты, хлоп, помни: если упрешься или начнешь врать, возобновим пытку! Теперь говори: почему был пьян, как свинья? Или ваш гетман-самозванец дозволяет пить во время сражения?

– Борони Боже… – прерывающимся от боли голосом отозвался казак. – Батько Хмель канчуками велит бить за такое, а то и головы сечь…

– Так отчего же ты напился?!

– Сам пан гетман меня угостил… Как же тут не напиться? Честь-то какая!

– Быдло! – заорал Заславский, побагровев. – Еще хочешь каленого железа?! Я ведь предупреждал, чтобы не смел врать!

– Не вру, милостивый пане, святую правду говорю! Сам пан гетман мне подносил и горилки, и меду, и даже такие вина, что простой казак сроду не пьет!

– По-моему, у него помутилось в голове от мук! – вздохнул Остророг, который, будучи более мягкосердечным, нежели коллеги по триумвирату, не получал никакого удовольствия от вида чужих страданий. – Что за чепуху он несет, помилуй Матка Бозка…

– Помутилось – прояснеет! Как там говорят хлопы? Клин клином вышибают! – взревел Заславский. – А ну, опять железа! – приказал он кату.

– На бога! – завопил мученик. – Не вру, правду ска… А-а-ааа!!!

Снова отвратительно запахло горелым мясом. Пан Конецпольский торопливо достал из кармана надушенный платочек, приложил к ноздрям. Остророг отвернулся.

– Пока довольно! – велел кату Заславский. – Ну, подлец, теперь-то скажешь правду? Или с тебя кожу по кусочкам снимать?

– Матерью Божьей клянусь… Ранами Господа… Не врал! Гетман наш угощал меня, на радостях!

– Это на каких же радостях?! Что шкуру свою сумел в этот день уберечь?!

– Что татары уже близко… Завтра к вечеру он мурз ждет, а за ними и сам хан поспешает… Со всей ордой… Будет еще через день-два.

Раздался дружный потрясенный вздох.

– Татары?! – переспросил Отсророг. – Матка Бозка! Это же полностью меняет всю обстановку! Quod malum![45]

– Врет! Як бога кохам, врет! – вскинулся Конецпольский. – Иначе наши разведчики доложили бы, что татары на подходе.

– Не вру, одну лишь правду говорю! Святую правду! – корчась на дыбе и болтая обожженными ногами, всхлипнул казак.

– А сколько татар приведут мурзы, не говорил твой собачий гетман?! – крикнул Заславский.

– Говорил… Сорок тысяч или около того.

– О Езус! – схватился за голову один из комиссаров. – Сорок тысяч! Да ведь тогда подлые хлопы нас просто раздавят! А уж если подойдет вся орда…

– Не верю! Врет схизматик! – продолжал упорствовать Конецпольский.

– А вот сейчас проверим! – прохрипел Заславский и снова кивнул кату. – Жги!

– Ну, как себя чувствует пан полковник в роли будущего отца? – с благодушной ехидностью спросил я Тадеуша.

Мы сидели возле дома, наслаждаясь вечерней прохладой и покоем. На темном небе отчетливо виднелся Млечный Путь, откуда-то доносилось громкое и пронзительное уханье совы.

– Если честно, сам не знаю, что и ответить! – сказал мой помощник. – С одной стороны, безмерно счастлив и горд. С другой же… Боюсь за Агнешку! Она еще такая молодая, хрупкая… Опять же не знаю, как сие положение отразится на ее характере. Во всяком случае… Кх-м! – полковник неумело сделал вид, что поперхнулся.

– Что, уже начались супружеские сцены? – сочувственно уточнил я. – Не волнуйтесь, пане, это естественное явление… – Тут я вовремя спохватился, вспомнив, что ни о каких гормонах в XVII веке и не слыхивали. – После родов все наладится, а пока пану нужно просто потерпеть, быть внимательным и снисходительным.

«Ага! Чтобы окончательно сели на шею!» – тут же проявился противный внутренний голос. Отправленный куда обычно.

– К этому-то я готов! – искренне воскликнул поляк. – Но вот что касается… э-э-э… наиболее приватных сторон супружеской жизни… Кх-м!

– Да пусть пан перестанет стесняться! – махнул я рукой. – В конце концов, мы не совсем чужие люди… Что, пани тоже… э-э-э… начала проявлять инициативу?

В темноте не было видно, покраснел ли Тадуеш. Но, судя по его смущенному тону, да.

– Я как-то… Я не привык к такому… – негромко, запинаясь, сказал он.

– А как же «Да здравствует пани Камасутра!» – не удержавшись, поддел я его.

– Ах, проше пана! Это же совсем другое дело! Ведь инициативу-то проявлял я, Агнуся только отзывалась. – и после небольшой паузы Тадеуш сладострастно вздохнул: – но зато как! А вот теперь… Ну, как-то неестественно это, не по Божьим заповедям… Женщине ведь положено играть в этом… э-э-э… деле вторую роль.

– Выбросьте это из головы! – решительно заявил я. – Во всяком случае, во время беременности супруги. Поверьте: вам же лучше будет.

– Что теперь скажешь? – хрипел Заславский, утирая пот, обильно струившийся по его жирному лицу. – По-прежнему упорствуешь? Твой собачий гетман говорил про татар? Или ты все выдумал?! Отвечай!!!