– Выкладывай! – в голосе управителя лубенского замка отчетливо слышался скрежет затачиваемых ножей.

Насквозь мокрый казак ошалело водил выпученными глазами по сторонам и стучал зубами от холода. Хотя было еще лишь начало осени, но в ночном воздухе уже чувствовалась свежесть, да к тому же дул ветер.

– Заерзал, будто рыба на сковороде! – усмехнулся Заславский. – Что, схизматик, теперь понял, в чьи руки попал? Вот теперь расскажешь нам все, что знаешь, да гляди, не смей врать! А то будет пытка.

– Но в достаточной ли степени он протрезвел? – усомнился Остророг. – По-моему, еще не соображает. Посмотрите только в его глаза! Глупые, как у коровы… Может, лучше подождать?

– Да сколько можно ждать, до утра, что ли? – возразил Конецпольский. – В любом случае разум к нему быстро вернется, когда пятки поджарят… Я за то, чтобы начать допыт немедленно.

– Я того же мнения! – кивнул Заславский.

– Однако, панове, пьяный человек может нагородить любую чушь! – не уступал Остророг.

– Ничего, хмель у него быстро выветрится. Ручаюсь! – нахмурился Заславский. – Отвечай, собака! Как зовут тебя?

– Нечипор Нетудыхатка… – все еще с трудом ворочая языком, но вполне разборчиво отозвался пленный.

– Тьфу! Да что же за дурацкие прозвища у этих схизматиков! – скривился молодой региментарий. – Нетудыхатка! Куда ни глянь – Перебейнос, Пивторакожуха, Непийпыво да Небийбатька… А теперь еще и Нетудыхатка. Ужас…

– Пане Конецпольский, прошу не перебивать и не мешать допыту… – начал было Заславский с раздражением, но тут великого коронного конюшего снова перебили. Самым непочтительным образом. Пленный загоготал, сотрясаясь всем телом и распространяя на много шагов вокруг себя ядреный запах перегара.

– Ясновельможный пане Конецпольский! – произнес он, кое-как успокоившись. – На бога, исполните просьбу простого казака! Скиньте шаровары, уж больно охота поглядеть на польский конец… Гы-ы-ы-ы!..

Грянул общий хохот, впрочем, вперемешку с негодующими криками.

– Быдло!!! – завопил региментарий, замахиваясь. Сдержал себя только чудом, видимо, вспомнив, что не к лицу благородному пану и магнату распускать руки, подобно презренным хлопам. – А ну, живо несите сюда дыбу, жаровню, железо! Мы с этим хамом по-иному толковать будем!

– Представляешь? – торопливо бормотала, давясь слезами, пани Катарина. – Агнусеньке плохо, ее тошнит, а этот грубый мужлан буквально силой заставляет исполнять супружеский долг… Невмоготу ему, видите ли, самцу похотливому!

– Что за ерунда! Пан Тадеуш – благородный шляхтич и безумно ее любит! – не выдержав такой вопиющей несправедливости, возразил супруг. – Он не стал бы так поступать.

– Вот она, мужская солидарность! – вспыхнула жена. – Родной дочери не жалко!

– Вот она, бабская глупость! – разъярился пан Адам. – Это же сон, только сон! Хоть и дурацкий… А ты в слезы ударилась!

– Пенек бесчувственный! – зарыдала пани Катарина, уткнувшись лицом в подушку.

– О Езус! – схватился за голову супруг. – Послушай, милая, может, это ты беременная?! Судя по поведению…

– Я??! – у жены от потрясения и негодования мгновенно высохли слезы.

– Ну не я же, хвала Матке Бозке! – резонно отозвался муж, снова занимая удобную позицию для сна. – А теперь умолкни, ради ран Христовых! И постарайся больше меня не будить. Искренне советую, а то за себя не ручаюсь!

– Ну, как чувствует себя ясновельможное хлопское быдло? – с ядовитой ехидностью осведомился Заславский. – Судя по роже, немножечко больно, так?

Висящий на вывернутых руках казак изрыгнул такие крепчайшие ругательства, что даже видавшие виды шляхтичи, столпившиеся вокруг и с интересом наблюдавшие за ходом допроса, закрутили головами. Кто-то, негодуя, потребовал: «Жечь собаку! Каленым железом!», кто-то предлагал спустить с него кожу полосами… Но нашлись и такие, которые вполголоса одобряли: «Храбр, пес, мужествен, хоть и схизматик…»

– Поджарить пятки! – захрипев от ярости, выкрикнул Конецпольский. – Да чтобы проняло как следует!

Здоровенный кат в кожаном фартуке, лоснящийся от пота, торопливо начал подкладывать под ноги казаку раскаленные угли, сгребая их в горку железной лопаткой. Нетудыхатка яростно заскрипел зубами, дернулся, начал подгибать колени к животу…

– Ага, затанцевал, пся крев! – хлопнул в ладони Заславский. – Да как затанцевал! Любо-дорого глядеть… Ну-ка, а теперь железом его, железом!

Кат ухватил длинными клещами раскаленную добела полосу железа, торчащую из жаровни, и поднес ее к дергающимся ногам казака. Раздалось громкое шипение, тотчас