Документы я с собой не брала, поэтому пришлось вернуться домой. Там я застала возле калитки брошенную на дороге резиновую лодку, а во дворе уже знакомую картину: улепетывающая от шрамированного Ночка и взирающий на это безобразие с высоты забора Гриша.
– Васька! – крикнула я, поймав буквально взлетевшую ко мне на руки Ночку. – Ну-ка прекрати! А-то кастрирую, к черту!
Ох! Вы бы видели эту ошарашенную шрамированную морду!
– Ну-ка оборачивайся обратно в человека! – скомандовала я и…
Пожалела о своих словах, ибо он тут же выполнил приказ. Нет, ничего интересного в самом обороте не было. Просто контуры кошачьего тела поплыли, увеличиваясь в размерах, а потом, хлоп, и передо мной уже мужик. Голый.
– Прости, – прикрывая причинное место, произнес он и попятился к скамье, возле которой, как оказалось, валялось кучей его тряпье.
– Ночку не трожь! – рыкнула я. – И так неясно, почему она обращение не проходит, – задумчиво бормочу.
– Как не проходит? Она что, вот за все это время, что ты тут, прям ни разу не обращалась?
– Не-а, – поглаживая начавшую успокаиваться кошку, отвечаю.
– Плохо дело, – как-то грустно вздохнул Василий. – А как ты поняла… Ну… Про меня, что…
– Догадалась, – не стала я сдавать Кондрата.
– Вот уж воистину ведьма, – молвил подошедший ко мне мужик. – Ты чего-то хотела?
– Позвонить надо. Так что поехали к твоему усилителю.
– У Кондрата есть…
– Нет, при нем говорить не буду. И ты из дома выйдешь.
– Как скажешь, – покладисто согласился Василий и направился к машине.
Внутри меня все бурлило, пока я ехала до соседней деревни. Вот вроде что изменится, если узнаю ответ на вопрос? Прошлого-то уже не воротить, ан нет, чую, не будет мне покоя, если не спрошу.
Очутившись у Василия, выяснила, как все работает, и выпроводила хозяина дома за порог, не забыв двери изнутри на засов запереть. Выудила из своего телефона номер той соседки по общежитию, которой когда-то приворот делала. Стою, смотрю на экран Васиного мобильного, а у самой пальцы дрожат и так страшно на кнопку вызова нажимать, просто жуть!
– Але? – раздалось из трубки.
– Привет, это Лера Сорокина, – сразу представилась я, памятуя о том, что у знакомой высветился сейчас неизвестный номер.
– Что случилось? – удивилась моему звонку девушка.
– Расскажи-ка мне, дорогая, кто тебя подбил на то, чтобы речь о ведьмах завести и на приворот меня уломать, – выпалила я.
– Ну и чего спрашиваешь, если сама теперь все знаешь? – пробурчал голос в трубке.
– Интересно стало твою версию услышать, – не растерялась я.
В общем, рассказывать ей не очень-то хотелось. Может, боялась она чего? Не знаю. Но слово за слово, и я вытянула из нее необходимую мне информацию: подошел к ней возле общежития какой-то представительного вида мужчина и предложил подработать. Она сначала не так его поняла и хотела отшить, но он был убедителен и настойчив. Вскоре они уже сидели в дорогом ресторанчике неподалеку от нашего общежития.
– Ну, Лер, сама-то подумай, – ныла в трубку чувствующая себя провинившейся девушка. – Он же ничего криминального делать не предлагал. Выведал, нет ли у меня заветного желания какого? Например, чтобы любимый на меня внимание обратил. Я удивилась, конечно, таким речам, но он заверил, что это возможно. А ты ж знаешь, как я по Эдьке сохла. А этот синеглазый еще и денег мне пообещал. Много денег, Лер…
Слух резануло это слово – «синеглазый», и припомнилось, что вскоре после этого соседка машиной обзавелась дорогой. Но все это списали на ее внезапно вспыхнувший роман с тем самым Эдиком, у которого деньги, кстати, водились.
– Если б что-то плохое надо было сделать, я не стала бы, – говорит, но голос неуверенно звучит. – А так… Попросил завести речь о ведьмах-шарлатанках и подначить тебя, чтобы ты на спор приворот сделала, а для пущей убедительности предложил в оплату за услуги те серьги вручить. Он же мне их и дал. Ты прости. Я ж прежде во все эти истории о ведьмах не верила. Так… думала, чудит мужик, чего ж от денег отказываться? Сразу ж видно – богатый, не обеднеет. Да и тебе подарок перепал ведь. Он уверял, что ты о таких сережках давно мечтаешь. А вот когда твой приворот сработал… Еще и твои видения начались, о которых ты жаловалась. Поверила я. И… Испугалась.
– Ясно, – выдохнула я, ощущая, будто из меня стержень внутренний выдернули.
Распрощалась с соседкой по общаге. Сижу. В голове вакуум. Выйти бы. Там небось Василий волнуется. Но на меня такая апатия напала, что сил ни на что нет. Каково это всю жизнь жить, считая, что ты сама себе хозяйка, к чему-то стремиться, а потом выяснить, что была марионеткой в чужих руках. И ведь началось-то все с бабушкиной смерти. Именно тогда в нашей деревне те дачники появились, дочка которых меня сережками очаровала. Случайно ли?
С одной стороны, это мания – считать, будто кто-то на протяжении девяти лет тебя холил и лелеял, по-своему взращивая такой, какая ты должна быть. Но факты вытягивались из воспоминаний один за другим: бабка той дачницы, которая меня своими сережками околдовала, вечно потчевала меня пирогами да к дому своему привечала, внучку свою в подруги мне сватая. И все приговаривала, что больно уж худенькая я, мол, извелась, по бабуле горюя, и о том, как пироги со стрессом справиться помогают.
Еще тогда, в третьем классе, я подсела на пироги, как на наркоту. Если прежде видеть их не желала, то с того лета меня как подменили. Завидев кусок печеного или