– Зря ты рассчитываешь на ее снисходительность. Она умеет приложить так, что мало не покажется.

Анри покачал головой и притянул меня к себе.

– Сдается мне, в продолжение разговора мужчины останутся в проигрыше.

Я удобнее устроилась на широкой груди, уже привычно переплела пальцы с его.

– Мужчины не любят и не умеют признавать ошибки.

– Да неужели?

– Еще одно слово – и я тебя укушу.

– Вот и весь разговор.

За окном раздался хруст, что-то звякнуло. Кошмар влез на подоконник с несвойственной для кошек неуклюжестью, поскользнулся и свалился на пол. Прежде чем я успела вскочить, чтобы посмотреть, все ли с ним в порядке, он уже отряхнулся как ни в чем не бывало. Запрыгнул на кровать, прошелся по покрывалу, оставляя на нем отпечатки грязных лап, негромко мурлыкнул.

– Этот кот окончательно обнаглел.

«Этот кот» посмотрел на Анри с выражением морды: «Предатель, я тебе верил», – после чего повернулся к нам хвостом и улегся с видом оскорбленного достоинства.

– Хочешь, научу играть в карты?

– Любишь азартные игры?

– Играю, когда не играть нельзя.

Что бы это могло значить? Я запрокинула голову, но лицо Анри оставалось безмятежным, точно мы обсуждали, будет ли завтра дождь. Я поколебалась, но любопытство пересилило: новые знания привлекают меня, как цветы пчел. В Энгерии азартные игры не одобряются, да и вряд ли мне это когда-нибудь пригодится, но… почему бы и нет.

Я кивнула, и Анри улыбнулся.

– Даже не сомневался, что ты согласишься. Никуда не уходи.

Из окна вяло тянуло горячим ветерком, над городом распростерлось душное зыбкое марево. Вчера было невыносимо жарко, сегодня – еще больше. Похоже, ночью прохладнее не станет. В Лигенбурге такая погода вообще редкость, а если и случается, то в июле-августе. В этом же году намечается поразительно знойный июнь. Для меня особенно.

Дожидаясь, пока вернется муж, я смотрела на спящего котенка. С того дня, как я вошла в этот дом, многое поменялось. Здесь я стала женщиной. В этой комнате Анри подарил мне платье и порвал его. Он заступился за меня перед матушкой, мы ездили на пикник, я раскрылась перед ним, как никогда и ни перед кем, теперь вот собираюсь учиться играть в карты. Времени прошло всего ничего, а он знает обо мне больше меня самой. И кажется, мне это нравится.

Анри вернулся быстро и почему-то с двумя колодами карт. Бесцеремонно подвинул Кошмара, получил лапой по запястью, но продолжать битву не стал.

– Тасуй.

Он вручил мне новехонькие карты с темно-синими узорчатыми рубашками, и я достаточно неловко их перемешала. Помимо пасьянсов, которые не раскладывала только самая ленивая леди, и всяких женских партий ни о чем, с картами я раньше дел не имела, поэтому чувствовала себя крайне неловко. Как всегда, когда речь заходила о чем-то, что я не знала от и до.

– В эту игру играют на деньги, Тереза. Чаще всего на очень большие деньги.

Он забрал карты, легко коснувшись пальцев. Под легкий шелест и пестрое мельтешение рубашек, я не отрываясь смотрела на его руки: несколько движений – и колоды полностью перемешаны. Честное слово, первый раз такое видела.

– Снимай. На себя. – Он улыбался, но понять, что значит эта улыбка, я не могла. Словно мы совершили скачок во времени, и передо мной снова оказался незнакомец.

– Сдается по две карте. Сначала слева направо. Потом справа налево. Поскольку нас двое… – Анри покосился на кота. – Нет, этот неплатежеспособен.

Я с трудом сдержала смешок.

– Я тоже.

– Ну почему. На тебе прелестный халат, под ним не менее прелестная сорочка, а под ней…

– Я поняла.

Анри улыбнулся и сдал по две карты.

– Вот и ладно. Продолжаем?