людьми?

— Я живу вечно, — тихо сказал Магнус. — Не все так могут.

Алек выглядел так, словно его ударили.

— Так значит, ты просто остаешься с ними так долго, пока они живы, а потом находишь себе кого-то другого?

Магнус ничего не сказал. Он посмотрел на Алека, его глаза сияли как у кошки.

— Предпочтешь, чтобы я лучше провел вечность в одиночестве?

Рот Алека дернулся.

— Пойду искать Изабель, — произнес он, и больше не сказав ни слова, повернулся и ушел обратно в Институт.

Магнус наблюдал за ним с печальным взглядом. Но это была печаль не человека, подумал Саймон. Его глаза, казалось, выражали вековую печаль, будто острые грани человеческой печали были стерты до чего-то более мягкого с годами, как морская вода притупляет острые края стекла.

Словно прочитав мысли Саймона, Магнус покосился на него.

— Подслушиваешь, вампир?

— Вообще-то, мне не нравится, когда меня так называют, — сказал Саймон. — У меня есть имя.

— Полагаю, мне лучше его запомнить. В конце концов, через сто, двести лет останемся только ты и я. — Магнус задумчиво рассматривал Саймона. — Мы будем всем, что осталось.

От этой мысли Саймон почувствовал себя так, как будто он был в лифте, который сорвался со своих креплений и начал падать на землю, на тысячи этажей вниз. Конечно же, эта мысль и раньше приходила ему в голову, но он отбрасывал ее. Мысль, что ему так и будет шестнадцать, в то время как Клэри станет старше, Джейс старше, все, кого он знает, станут старше, вырастут, у них появятся дети, а у него ничего не изменится, была слишком невероятной и ужасающей, чтобы думать об этом.

Быть вечно шестнадцатилетним кажется прекрасным, пока ты действительно об этом не задумаешься. Потом уже это не будет такой заманчивой перспективой.

Кошачьи глаза Магнуса были ясными, золотисто-зелеными.

— Глядя вечности в лицо, — произнес он. — Не так уж это весело, да?

Прежде, чем Саймон смог ответить, вернулась Мариза.

— Где Алек? — спросила она, оглядываясь в недоумении.

— Он пошел навестить Изабель, — ответил Саймон, прежде чем Магнус успел заговорить.

— Очень хорошо, — Мариза разгладила свой пиджак, хотя он не был помятым. — Если вы не против…

— Я поговорю с Камиллой, — сказал Магнус. — Но я хочу сделать это один. Если ты захочешь подождать меня в Институте, я присоединюсь к тебе там, когда закончу.

Мариза колебалась.

— Ты знаешь, о чем ее спрашивать?

Взгляд Магнуса был непоколебим.

— Я знаю, как с ней разговаривать, так что, да. Если ей хочется что-то сказать, она мне это скажет.

Они, кажется, оба забыли о присутствии Саймона.

— Мне тоже уйти? — спросил он, прерывая их поединок взглядов.

Мариза взглянула на него, полу-отвлеченная.

— Ах, да. Спасибо тебе за помощь, но больше мы в ней не нуждаемся. Если хочешь, можешь идти домой.

Магнус вообще ничего не сказал. Пожав плечами, Саймон повернулся и пошел к двери, которая вела к ризнице и выходу на улицу. Он задержался у двери и оглянулся назад. Мариза и Магнус все еще разговаривали, хотя охранник уже держал приоткрытой дверь Института, готовый выйти. Казалось, только Камилла помнит о том, что он вообще здесь. Она улыбалась ему от своей колонны, ее губы изогнулись в уголках, а глаза сияли обещанием.

Саймон вышел, и дверь за ним захлопнулась.

— Это происходит каждую ночь. — Джейс сидел на полу, скрестив ноги, его руки обнимали колени. Он положил нож на кровать рядом с Клэри; она положила на нож руку, пока он говорил — скорее, чтобы успокоить его, нежели если бы она нуждалась в защите. Вся энергия, казалось, ушла из Джейса, и даже голос его казался пустым и далеким, пока он говорил с ней так, будто обращался с большого расстояния.

— Мне снится, что ты приходишь ко мне в комнату и мы… начинаем делать то, что только что делали. И потом я ударяю тебя. Я режу тебя или душу или ударяю тебя, и ты умираешь, глядя на меня своими зелеными глазами, в то время как твоя жизнь утекает между моими